– Я к тебе по-людски, по-христиански, а ты от меня как от пса приблудного отмахиваешься. Тьфу, городская падаль! Я спрашиваю, из Варшавы ли, а ты отвечаешь, что не знаешь. Может, не знаешь и то, что тебя мать родила?.. Может, не знаешь, кто ты и как звать?..
Незнакомец смотрел на него, широко раскрыв глаза.
– Как… звать?.. Как?.. Н-н-нет… не знаю…
Лицо его все искривилось, скорчилось, точно от испуга.
– Тьфу! – сплюнул в сердцах Баньковский и вдруг решительно стегнул лошадку по хребту кнутом. Телега двинулась вперед.
Отъехав на пару сотен метров, мужик оглянулся, незнакомец стоял на том же месте у обочины.
– Тьфу! – снова сплюнул Баньковский и хлестнул свою клячу, чтобы она перешла на рысь.
Исчезновение профессора Рафала Вильчура взволновало весь город. Прежде всего в этом деле чувствовалась какая-то тайна. Люди, которые в течение многих лет были знакомы с профессором и хорошо его знали, заверяли, что любые предположения относительно самоубийства просто абсурдны. Ведь в Вильчуре бурлила исключительная жизненная сила, он любил свою работу, любил семью, любил жизнь. Его материальное положение было прекрасным. Слава его росла. И в медицинском мире его считали выдающимся специалистом.
Убийство тоже исключалось по той простой причине, что у профессора не было врагов. Единственным допустимым мотивом преступления могло быть ограбление. Но и тут возникали обоснованные сомнения. Было быстро установлено, что в тот злополучный день у профессора при себе имелось лишь немногим более тысячи злотых, все знали, что он пользовался самыми обыкновенными часами на черном ремешке и не носил даже золотого обручального кольца. Таким образом, заранее задуманное нападение с целью грабежа и убийство в результате такого нападения выглядели не слишком правдоподобно. В случае же несчастного случая или случайного убийства нашлось бы тело профессора.
Оставалось еще одно объяснение: утрата памяти. Поскольку в минувшем году полиции удалось найти пять человек, пропавших в результате внезапной потери памяти, большинство газет в многочисленных заметках выдвигало именно такую версию.
Однако же если в газетах лишь намеками говорилось о таинственных обстоятельствах исчезновения Вильчура, то в частных беседах об этом упоминали прямо, и связано это было совсем с другими происшествиями.
Репортеры буквально штурмовали профессорскую виллу, расположенную на Сиреневой аллее, но все было впустую. Правда, без особого труда им удалось узнать, что жены профессора и их семилетней дочери в Варшаве нет, однако прислуга точно набрала воды в рот и отказывалась сообщать еще какие-либо сведения. Наиболее назойливых журналистов отсылали к кузену пропавшего, председателю апелляционного суда Зигмунту Вильчуру. А тот с невозмутимым спокойствием повторял: