В округе много спорили, который знахарь лучше лечит. Но в одном Косиба, безусловно, превосходил всех прочих: он не брал денег. Когда же приносили брусок масла, курицу, кошелку бобов, свиток домашнего полотна или кусок шерсти, то принимал подношение, коротко благодаря, если же ничего не приносили – все равно точно так же лечил. Иногда он раздавал кое-что самым бедным, а остальное оседало в Мукомоловой кладовой. Самому Антонию не много надо было на его личные нужды: только бы хватало на курево, на пару юфтевых сапог и на кое-какую одежонку. Но на это довольно было и его заработка на мельнице, потому как он отнюдь не забросил этой работы, хотя Прокоп – из благодарности за сына и за то, что Антоний отдавал в семью, – сам его уговаривал оставить это дело.
А между тем количество пациентов росло. Случались уже и такие дни, когда знахарь и часа не мог урвать для работы на мельнице. Под его дверью стояло по десять, а то и больше фурманок с тяжелыми больными. Те, что еще были в силах, приходили пешком, если только не прибывали они совсем издалека, что тоже бывало нередко.
В чулане, в сенях и в самой комнате по углам росли целые груды подношений, потому как мать Агата соглашалась брать только съестное, а полотно, лен, шерсть, кожи бараньи и телячьи, а прежде всего травы – только до этих последних и был жаден Антоний – так и лежали кучами.
– Мусора тут у тебя, как в курятнике, – говорила широкобедрая Зоня, упираясь руками в бока, – а всякого добра, как у жида за печкой. Сказал бы, я и прибраться могу… Тут тебе и полы надо бы выскрести…
– Да ладно, пусть, – отмахивался он. – Мне и так хорошо.
– Да и окна вымыть стоило бы, – прибавляла она.
– Обойдется…
– Мужчина без женской заботы – все равно что сад без ограды.
Антоний отмалчивался, надеясь, что если не ответит, то Зоня, как обычно, постоит, постоит, а потом подхватится и уйдет. Она ему даже нравилась, он ценил ее доброжелательность, но предпочитал все-таки жить в одиночестве.
Однако на сей раз Зоня не уступала.
– Мужик ты умелый да расторопный. Только вот выгоду свою соблюсти не умеешь. Тебе бы только захотеть – ого-го какие богатства мог бы накопить. К тебе столько народу ходит. Помогать больным – дело христианское, оно верно, если бедный – так и задарма можно, но во мне аж все внутренности переворачиваются, когда ты от такого богача, как, к примеру, Дулейко из Бернатов, только один полушубок и взял. Да он бы тебе и корову дал, если б ты попросил. Большие деньги мог бы собрать.
– Не нужны мне деньги. – Антоний пожал плечами. – Я и так не голодаю, да и нет у меня никого, для кого копить надо было бы.