– Ну хорошо, – прервала ее госпожа Чинская. – Спасибо, Михалеся, за информацию. Я займусь этим делом.
Говорила она совершенно ровным и безразличным тоном, но экономка хорошо знала, чем это пахнет. И у нее в голове мелькнула мысль, что она поступила слишком торопливо и нерассудительно. Правда, она возмутилась, услышав про безнравственные визиты Лешека, но любила его больше родных детей и теперь жалела о своем поступке.
– Простите, госпожа, но я, – начала она, – ничего дурного про нашего пана Лешека сказать не хочу, ведь и так понятно…
Но супруги Чинские уже разговаривали по-французски, и это означало, что Михалеся должна выйти. Чуть помедлив, экономка так и сделала, но при этом подумала, не стоит ли заранее выйти на дорогу и предупредить Лешека о том пиве, которое она для него наварила. Однако, поразмыслив, пришла к выводу, что молодому человеку только на пользу пойдет та порядочная взбучка, которую он сам навлек на себя, и отказалась от своего намерения.
Уж он-то в любом случае заслуживал осуждения. Если он соблазнял порядочную девушку, то поступал некрасиво. А если эта Марыся к порядочным не относилась, то он позорил и свое имя, и имя семьи.
Так рассуждала Михалеся, такого же мнения придерживались и супруги Чинские.
Поэтому когда Лешек вернулся, то был удивлен и встревожен холодными взглядами, которыми его встретили. Сначала его испугало предположение, что негодяй Бауэр, хозяин гостиницы в Вильно, прислал счет.
«Вот же свинья, – думал он, молча поглощая ужин, – не мог подождать пару недель». В том счете, насколько Лешеку не изменяла память, были такие пункты, которые молодой человек во что бы то ни стало хотел бы скрыть от родителей. Особенно разбитые зеркала и слишком много, на самом деле слишком много бутылок из-под шампанского…
– Ты можешь сейчас уделить нам полчаса? – произнесла, вставая из-за стола, госпожа Чинская. – Мы хотели бы поговорить с тобой.
– Целых полчаса? – подозрительно спросил Лешек.
– Ты полагаешь, это слишком много для родителей?
– Да нет же, мама. Я в вашем распоряжении.
– Пройдем в кабинет.
– Ого! – пробормотал под нос Лешек. – Видно, что-то серьезное.
Обычно в кабинете происходили наименее приятные и наиболее официальные беседы с родителями.
Господин Чинский сел на председательское место у письменного стола и, дважды откашлявшись, приступил:
– Сын мой! Нам стало известно, что твое легкомыслие распространяется так далеко, что нарушает границы не только благопристойного поведения, но и личного достоинства, чувство которого мы с матерью старались тебе привить.