— Какая такая приличная? Знатная дама, что ли? А мне бы, думаешь, знатные не давали? Только там, конечно, немного другое дело. Но я бы им писал мадригалы в альбомы, дрался на дуэлях и все такое, и тоже бы давали.
— В общем, все с тобой ясно. Ты троглодит и неандерталец, — окончательно заключил Стива.
— Сам ты неандерталец, — не сдавался Киря. — Это у тебя троглодитские вкусы и потребности. Джинсы, жвачка, «кока-кола», тяжелый рок! А я люблю благородную старину, да. Мне нравится музыка Баха, я читаю хорошие стихи, я люблю готическую архитектуру и живопись эпохи Возрождения.
— Только не надо Баха, — поморщился Стива. — Дома от него воротит. А джинсы ты не носишь? Да они у тебя покруче моих! Вот давай ты свои джинсы мне отдашь, а сам надевай какой-нибудь камзол и залезай на дерево, как обезьяна, и слушай там своего Баха, и жуй кокосы, ешь бананы. Готическую архитектуру он любит! Вот и залезай на Собор Парижской Богоматери, и звони там в колокола, и трахай там на колокольне свою вонючую Эсмеральду! Если она тебе даст. В чем лично я сомневаюсь.
— Почему это? — обиделся Кирюша.
— Ну ты же будешь Квазимода, тебе и бродячая цыганка не даст.
— А ты думаешь, тебе бродячая цыганка даст? — вдруг вмешался Ольгович.
— А оно мне надо? — презрительно отозвался Стива.
— Надо или не надо, а только не даст.
— Почему это? — неожиданно обиделся Стива.
— А цыганки русским не дают.
— Как это так не дают? — еще более неожиданно возмутился Кирюша. — А как же русские дворяне всегда ездили к цыганкам в табор? Осыпали их золотом, те им пели, плясали!
— Ну да, пели, плясали, но с чего ты взял, что давали?
— Как так не дают?! — еще более неожиданно, чем Кирюша, возмутился Стива. — Они же нищенки, вечно по три копейки на булочку для ребенка выпрашивают! А если я ей не три копейки дам, а полтинник? Что, не даст? А если рубль? А за трешку они и всем табором во все места дадут!
— Да с чего ты взял? — усмехнулся Ольгович.
— Да по логике вещей! По арифметике, блин! Там три копейки, а тут три рубля!
— А гусары им сотни бросали, — поддержал Кирюша. — А царские сотни — это тебе не совдейские! Как же они смели бы не давать?
Ольгович ответил приблизительно следующей речью.
Стива, отвечаю сначала тебе. Нищенство и проституция, знаешь ли, совершенно разные занятия, и даже взаимоисключающие. И цыганки не нищенки. Они попрошайки, но это не одно и то же. Ты этой разницы не понимаешь, потому что никогда не давал денег ни нищим, ни цыганкам.
И это было сущей правдой. Стива никогда не подавал нищим, потому что вот еще не хватало! Пусть скажут спасибо, что сразу по морде не пинал, ага, станет он материально поддерживать эти человеческие отбросы. Что же касается цыганок, то он им тоже денег не давал и даже однажды прикололся, прямо в присутствии Олежека. Одна довольно безобразная цыганка средних лет семенила за ними со своим мерзким детенышем, тянула руку и гундела: «Можно вас спросить...» А Стива, вместо того чтобы, как все нормальные люди, от нее шарахнуться, наоборот, остановился да как гаркнет: «Дай три копейки, а! Ну дай три копейки!» Цыганка махнула рукой и ушла, а Стива и Олег долго смеялись.