— Так то ты... Может, конечно, и так. Только это на него не похоже. Хотя спьяну чего не сделаешь.
— Ну если так, то что делать? Он вернется, или нам удочки сматывать?
— А я знаю?
Вопрос был непростой. Из разряда тех, что без бутылки не разберешься. Они еще выпили, и Стива пришел к единственно правильному решению: не пороть горячку. Что, может быть, Олег жив и здоров, а только заблудился. Что надо затопить печь. Тогда они одним махом убьют кучу зайцев. В доме будет тепло, и заблудившийся Олег найдет их по дыму, и вернется, и они еще выпьют и помирятся.
— Точка! — заорал Кирюша, имея в виду «точно».
— Железяка! — тоже заорал Стива, имея в виду «железно».
Они ударили по рукам, и один из них — теперь уже никто никогда не узнает, кто именно, — отправился на двор.
— Э! — воскликнул этот человек со двора. — А где дрова?
— На траве.
Однако ни фига. На траве ничего не было, кроме инея. Ну, были там кое-какие щепки, немного коры и еще один топор, правда, ржавый и еле держащийся на топорище, а вот дров-то не было в помине.
— Вот ни фига себе! Чем топить-то?
— А пошли искать дрова! Где-нибудь да найдем...
— А пошли!
— И не «пошли», а пойдем!
— А пойдем!
— Только давай сперва накатим, а то замерзнем.
— А накатим!
И они накатили, и Стива закусил хлебцем, а Кирюша залихватски занюхал рукавом.
Затем оба оделись, взвалили топоры на правое плечо каждый и бодро захрустели ногами по замерзшей траве. Как только они отошли от дома, оказалось, что не только мороз на траве, но и резкий пронизывающий ветер имел место дуть, и не столько порывами, сколько беспрерывно, так что сразу стали мерзнуть уши, нос и руки. Кирюша натянул на уши берет, а Стива надел капюшон. Вот вам и зима настала! Пришла пора печи топить. Очень хочется ударить кого-нибудь по морде.
Вокруг них расстилался целый город... Нет, не город, конечно, — целая деревня-призрак.
— Вот видишь, как умирает русская деревня!
— Советская.
— Аполытично, понымаешь, рассуждаешь! Советское — прошу заметить — село! — умирать не может по определению. Оно процветает. Оно — надежда и опора Продовольственной программы.
— Ты решил Кашина заменять? Ну-ну, давай бухти мне. То-то мы зерно в Америке закупаем.
— Ну, во-первых, если б ты не дремал на политинформациях, был бы в курсе, что уже давно не закупаем. Не продают-с. Эмбарго-с. А во-вторых — аполытично, слушай, рассуждаешь! Советское село превращается в плеяду агропромышленных комплексов и процветает! А вот русская деревня — та умирает. Она уже умерла. Она — труп! Ты посмотри!
И с этими словами Кирюша неожиданно метнул свой ржавый топор в первый подвернувшийся под руку садовый домик. Топор, подобно хорошей баллистической ракете, немедленно, как первую ступень, потерял топорище и, со звоном брызнув во все стороны стеклянными осколками, грохнулся внутрь домика.