Я невольно опустил голову.
После долгого неоступного разглядывания она сказала:
— Дядя Цзян, отпусти его, пусть идет. Пусть идет, куда ему нравится! Он не мой сын! Дядя Цзян обратился ко мне:
— Обещай матери, что больше никуда не уйдешь!
— Ма, я обещаю, что... никуда больше не уйду... — заверил я мать упавшим голосом.
Однако мать выталкивала меня за дверь, не давая мне возможности оправдаться.
— Уходи, уходи! Не обещай мне! Я не мать тебе, а ты мне тоже не сын! Дядя Цзян вышел следом за мной, продолжая наставлять на путь истинный:
— Ты посмотри до чего ты довел свою мать! Если из-за тебя она тронется умом, то у вас в семье будет двое сумасшедших, как вы будете дальше жить? Будет ли чиста твоя совесть перед отцом? Будет ли чиста, твоя совесть перед младшими братьями и сестрой? Тебе пора окончательно образумиться! Если еще раз посмеешь уйти, то я сам вместо отца проучу тебя! Перебью тебе ноги!
Вразумив меня, он пошел в дом успокаивать мать.
Вскоре ко мне вышел младший брат, в руке он держал ключ от угольного сарая, с ненавистью сообщил мне:
— Мама велела мне закрыть тебя на замок в угольном сарае. Я послушно молча следовал за братом, покорно позволил ему запереть себя в сарае.
Я присел на корточки в углу, защищенном от сквозняка, погрузился в тоскливые думы.
За два месяца великого шествия и ночи, проведенной у «Артналетчиков», я действительно шаг за шагом подталкивал мать к умопомешательству. Бедная мать, как она страдала, мне было жаль ее. Жаль было матерей, страдавших из-за «культурной революции»! Только в полночь младший брат выпустил меня из сарая. Как только я вошел в дом, мать сразу скомандовала:
— Становись на колени!
Я встал перед нею на колени, боясь поднять голову.
Ты осознал свои ошибки или нет?
— Ма, я осознал ошибки...
— Действительно осознал или лжешь?
— Ма, я действительно осознал...
— Тогда не обижайся на меня! Лаосань,[62] принеси ножницы! Клац! Клац! Клац!
Мои волосы, срезаемые ножницами, отлетали от них и клочек за клочком падали на пол.
— Разувайся!
Я снял свои единственные утепленные резиновые кеды.
Мать взяла их и срезала задники — получились утепленные шлепанцы...
На следующее утро, шаркая; по полу своими шлепанцами, я подошел к треснувшему зеркалу и взглянул на себя, увидел перед собой бесенка с неровно обрезанными волосами, тощую физиономию юноши, на которой застыло выражение растерянности. В душе в это время поднималось истинное осознание трагикомедии...
Наконец «Артналетчики» привели в ярость и ЦК по делам культурной революции.
ЦК по делам культурной революции напомнил Хэйлунцзянскому ревкому: «Все то, что реакционно, само по себе не исчезнет, пока ты не нанесешь ему удар — это выдержка из высказываний великого вождя председателя Мао, которая по-прежнему сохраняет свою силу».