– А ты и сейчас можешь уйти на корабль? В виртуальности, я имею в виду.
– У нас говорят «проекция в корабле». Да. Могу уйти в любой момент, но не хочу. Мало ли что случится.
– А спишь ты как?
– Как люди спят. Спящему все равно где спать. У него своя реальность. Я могу уснуть в проекции, могу здесь, в антре. Главное, из седла не выпасть. Я, наверное, программу специальную напишу, буду спать, а в это время автоматика будет в седле ехать и равновесие держать. Должно быть несложно.
– А как я узнаю, что это ты, а не искусственный интеллект?
– Видишь вот этот индикатор на ключице?
– Вижу.
– Это индикатор питания, левее его индикатор состояния. Он сейчас зеленый. Это значит прямое управление, онлайн. Когда он синий, то работают служебные программы, когда красный, то аппарат отключен от дистанционного управления. – Она помолчала немного и попросила: – Расскажи о себе и о своих друзьях.
– Ну, я живой. – Ее просьба застала меня врасплох.
– Ты ведь бортовой техник.
– Да. Я работаю… работал на «Капитане Стужине», – поправился я. – Сейчас корабль вряд ли получится восстановить. От него только куча обломков осталась.
– А как ты раньше жил?
– Я Лунную техническую академию окончил. Работа в космосе только раньше всех привлекала, а когда вышла на поток, то всем интереснее стали другие забавы, потому поступил без проблем, со средним баллом. Вот если бы готовился к поступлению на инженера по терроформированию Венеры, помнишь, озвучили тогда этот амбициозный проект, то, скорее всего, не поступил бы. Сразу по выпуску узнал, что буду обслуживать рейсы от Земли до Титана. Углеводороды на Земле, если знаешь, к концу подошли. Несмотря на то что как топливо их перестали использовать, для промышленности они очень нужны были. А гонять танкеры до Титана и черпать там сжиженные углеводороды из озер и морей оказалось дешевле, чем синтезировать нужное на орбитальных заводах. Я проработал целых пять лет, гоняя мегатонные цистерны. Экипажи были небольшие, всего по четверо. Нам даже медиков не приписывали. Я за эти пять лет на Земле всего раз семь был. Копил деньги на хорошее жилье. Цены дикие. Потом объявили о черной дыре, которую сразу назвали Всадником Апокалипсиса. Танкеры гонял еще три года, пока строили транспортники для переселенцев, потребность в углеводородах резко возросла, так же как и потребность в экипажах космических аппаратов. Тогда уже не за деньги стали работать. Экипаж гонял цистерны не на Землю, а уже на Цереру. Там верфь космическая. Параллельно занимался на курсах переподготовки для работы на дальних разведывательных судах. Мы со Славкой сразу были приписаны к «Стужину», еще до того, как тот был достроен. Лену уже в Третьей армаде готовили на астрофизика. Она до учебы в капсуле была, в анабиозе. Год где-то проспала. Разбудили, так как она школу с медалью окончила. Обучали по сжатой программе, так что на сон едва хватало времени. Ее предшественник на корабле умер от сердечного приступа. Ее назначили к нам месяц назад. Славка ее Отморозочкой дразнит или Снегурочкой. Она вообще на Земле никогда не была. Ее родители ученые, работали на Плутоне, на станции внешнего слежения за поясом Койпера и экзопланетами. Там же отправляли автоматические зонды в дальний космос, даже один в сторону Андромеды отправили, на дальнюю перспективу. При станции был большой городок под куполом. У меня родители в анабиозе спят, – продолжил я, глубоко вздохнув. – Я умру уже к тому времени, когда долетим, а они только проснутся.