Иден вздохнул и перестал улыбаться. Его брови вдруг опустились с углов, и лицо сделалось печальным и уставшим, как на покаянии перед алтарем Праматери.
– Это печальная участь, – сказал старик, и Бану поняла, что дед говорит не о пленных и убитых, а о тех, кому доводится быть им причиной. – Я рад, что тебе хватило духу не отступить, когда ты поняла, что значит иметь собственного ребенка.
Страшные воспоминания скользким ужом заползли в душу. Женщина махнула головой, прогоняя горечь памяти.
– Не будем об этом.
Иден качнул головой в знак согласия и вновь принял благодушный вид:
– Ну, так чем обязан? Вряд ли ты проделала такой путь, чтобы лично высказать мне благодарность или выслушать мои соболезнования и поздравления? Или за тем, чтобы сообщить результаты переговоров в Орсе относительно малолетки, которую выбрала Тахивран.
– У меня две причины увидеться с вами. Первая, как ни странно, связана с раману. Когда я уходила из Гавани Теней в прошлый раз, перед тем как… как стать тану Пурпурного дома, я обнаружила там кое-что. Об этом не знает никто, кроме меня, и сейчас мне тревожно, как не было давно. Думаю, стоит знать кому-то еще. Кому-то, кто в случае необходимости сможет использовать эти знания правильно и поступить верно.
Иден в ожидании совсем чуть-чуть приподнял брови. Бану набрала воздуха в грудь – и решилась.
Лицо Ниитаса почти не менялось в процессе рассказа, лишь иногда чуть приоткрывались и обратно сощуривались глаза, и дергались вниз обычно приподнятые тонкие губы.
– Как неожиданно. У тебя есть доказательства?
– Да, – кивнула Бану. – Я выкрала переписку раману. Если дадите слово не рассказывать об услышанном никому из своего окружения, включая наследников, я передам вам копии.
– А если нет?
Бансабира улыбнулась и развела руками:
– А если нет, кто, по-вашему, станет прислушиваться к словам старого-старого тана, который уже четверть века как выжил из ума и даже в лучшие свои годы на всю страну славился невыносимым нравом?
Ниитас молчал. Потом хрюкнул, потом еще – и расхохотался. Так, что стало ясно: какую бы маску ни носил тан Сиреневого дома, смеялся он в жизни очень редко и потому весьма противно.
– У тебя есть слово Идена Ниитаса, тана Сиреневого дома и защитника Яса. Ни мой сын, ни его дети, и никакой советник не узнает, о чем ты мне сообщила, Бансабира Изящная, глава рода Яввуз и правительница Пурпурного дома.
Бансабира посмотрела на деда. Молча и с той надеждой, с которой порой глядела на Юдейра с тех пор, как он стал тенью ее воли.
– А что еще? Собиралась поговорить о нашем соглашении?