Шиада подошла к самому берегу, почти касаясь воды носками туфель. Хорошо бы пошел дождь: может, ему удастся смыть со жрицы усталость незнания и измотанность от домыслов. Женщина подняла лицо, вдыхая до кончиков пальцев. Древняя сила столбом пронзила сущность, уходя одним концом глубоко в землю и достигая недр Праматери, а другим устремляясь ввысь, где Великая Мать восседает, окруженная теми, кто был Ею рожден. Позвоночник, распрямившийся и несгибаемый, как железный прут, сердце, горло, лоб и голова, руки, ноги – все горело так, что собственное тело казалось чужим и разряженным, как предгрозовой воздух.
Гроза грянула почти сразу, и Шиада не торопилась уходить. Ей не понадобилось усилий для того, что прежде их требовало, и это осознание так и не пришло жрице на ум.
Весной этого года солнце поднялось особенно быстро. Снега таяли, обнажая проплешины измученной земли, местами не знавшей ухода и обработки долгие военные годы. Тракт развертывался, минуя одно разоренное поселение за другим, – ничего общего с раздольем Гавани Теней. И чем дальше на север вел путь, тем более странная атмосфера обступала со всех сторон: голые холмы, скалистые отроги, кажущиеся неприступной крепостью какого-то легендарного тана, ободранные деревья, сквозь пустующие кроны которых разливался блеск одичалого, нещадного светила. Представить песок вокруг и барханы вместо перевалов – и можно решить, что это красные земли Ласбарна, а не подступы к Пурпурному танаару.
Кони двигались с трудом, ворочая грязь копытами. Повозки и клетки с пленными застревали, приходилось останавливаться, тащить их или толкать. Из-за того, что путь занимал больше времени, чем планировалось, Бансабира раздражалась, с трудом сдерживаясь, чтобы не сорваться на подчиненных, и в итоге не разговаривала вовсе. Ей было достаточно взгляда, чтобы подгонять остальных на биваках и пресекать разговоры брата с Раду, которые явно бубнили что-то про ее состояние.
Весь масштаб происшедшего достиг сознания Бану именно в дороге. Потрясение оказалось столь велико, что измочаленный походами организм просто отказался испытывать какие-либо эмоции по этому поводу. Оттого чаще всего таншу можно было застать в одиночестве ночью в шатре или верхом на лошади с совершенно непроницаемым взглядом и абсолютно отсутствующим видом.
Пальцев одной руки было много, чтобы перечесть количество приказов, которые тану отдала за несколько дней перехода. Молча все так же упорно двигалась дальше, возглавляя колонну плечом к плечу с братом.
Русса горевал страшно.