Я лежал на крутом повороте у правой обочины. В сумерках разглядеть меня было непросто, поскольку кроме темноты было другое обстоятельство — я оказался в зоне, плохо просматриваемой с места водителя. Когда раздался шум двигателя и через несколько мгновений какой-то автомобиль на скорости вылетел из-за поворота, я мысленно попрощался с жизнью, потому что онемевшее тело упорно отказывалось слушаться.
Вялое удивление охватило меня в тот момент, когда автомобиль, ослепив мои глаза ярким светом фар, резко затормозил, едва не наехав на мою голову. Извилистые углубления протектора замерли прямо перед моими глазами.
Хлопнула дверца салона. Видимо, водитель вышел на дорогу. Он подошел ко мне и, не говоря ни слова, перевернул на спину.
Я в изумлении приподнял голову, кажется, вдруг совершенно забыв о том, что еще секунду назад не мог даже пошевелиться. Какая встреча! Кого-кого, но его я точно не ожидал увидеть.
— Хорошо, что я догадался расспросить курьера, и узнал, где сейчас находится Хелен, — сказал Гофман.
В лунном свете его глаза блестели тепло и по-доброму. Он приставил к моим пересохшим губам горлышко от плоской походной фляжки. Глоток великолепного коньяка оказался очень кстати, и через минуту я, хоть и нетвердо, но стоял на ногах.
Гофман сообщил мне, что папу Хелен в люфтваффе отлично знали, поскольку ему, известному художнику-акварелисту, благоволил сам Геринг, хоть и обижался, что папаша не подарил ему до сих пор ни одной акварели. Многие хотели бы побывать на дне рождения Эрика фон Горна, однако он вел довольно замкнутый образ жизни.
После безвременной кончины жены, матери Хелен, Эрик практически перестал выходить в свет, всецело отдавшись творчеству, которое, может быть, в результате нахлынувших личных переживаний стало необычайно пронзительным. Сам Эрик относился к своему успеху совершенно равнодушно.
Однако незримое присутствие Геринга сказалось и здесь. Он приказал Гофману немедленно разыскать Хелен и обеспечить ее явку к нему. Вот так Гофман оказался на горной дороге, в двух километрах от охотничьего домика Эрика фон Горна, и подобрал меня.
Выслушав Гофмана, я мысленно удивился. Как же в таком случае папа согласился на мое посещение? Видимо, Хелен, в самом деле, для себя все решила и завела с ним речь о нашей скорой свадьбе. Другие варианты не приходили на ум.
Когда мы приехали, в доме, кроме нее, отца и девушки из фирмы, которую наняли, чтобы приготовить праздничный ужин, испечь торт и организовать веселый вечер, больше никого не было. Когда Хелен, прекрасная, раскрасневшаяся, с весело искрящимися глазами, аккуратно завитыми и тщательно уложенными волосами, облаченная в нарядное приталенное бежевое шелковое платье, которое так завлекательно обнажало ее великолепные плечи, увидела меня, бледного, исцарапанного, сплошь облепленного мокрыми пожухлыми прошлогодними листьями, она пришла в неописуемый ужас. Ее и без того огромные глаза стали еще огромнее.