Через какое-то время он снова повторил попытку встать, на этот раз удачно. Он стоял, расставив дрожащие ноги. Потом он застыл и откуда-то из середины живота на солому полилась журчащая струя. Мама быстро подставила широкую миску. Ошеломленный, я не мог оторвать глаз.
Следующими по времени были отрывочные воспоминания о том, как бабушку Софию провожали в Сибирь. На косогоре двора молча стояли несколько человек. Никто не плакал. Отец порывисто вышел из хаты, держа в руках какие-то узлы. Сели в повозку. Отец сел впереди, взял вожжи и кнут.
Меня подняли и посадили в подводу. Я хотел сесть рядом с отцом и свесить ноги, как это сделал он. Но бабушка посадила меня к себе на колени. Стало очень обидно. Поднявшись на Марков мост, подвода затарахтела, подпрыгивая на досках настила. Толчки подводы приятной нудьгой отдавали в животе. Обида прошла. Мама ждала нас возле нашего дома. Попрощавшись со стариками, она сняла меня с повозки.
Воспоминание пятидесятого года. Осень. Далеко в глубине огорода были развалины глинобитной хаты, построенной дедом Иваном. Отец только что свалил старую, тополе-образную высокую яблоню и топором обрубал ветки, очищая корявый ствол. Мама подбирала осыпавшиеся яблоки и, выбрав одно, дала его мне. Небольшое яблоко было красным, продолговатым. На вкус оно было слегка сладким, но больше горьковато-терпким.
Зима следующего, пятьдесят первого года запомнилась свадьбой у Михаила Александровича Парового (Цойла, он же Молдован) в самой нижней части села — Бричево. Свадьба была в небольшом доме. Палат тогда ещё не возводили. Родители усадили меня между собой на длинную широкую скамейку от стены. Многолосый шум, музыка, обилие еды вселили в меня будоражащее ощущение торжественности, моего участия в чём-то очень важном. Своей вилкой мама накалывала голубцы, кусочки мяса, макаран (домашняя лапша, запеченная в русской печи с яйцами и сахаром). Затем вилку с наколотой едой передавала мне. Всё казалось очень вкусным.
Напротив сидели двоюродные братья отца. Постоянно чокаясь, пили много. Не отставал от родственников и мой отец. Сквозь свадебный гул я услышал мамины слова:
— Скiлько ж то можно наливати в сэбе того зiлля (зелья)?
Я не знал, что значит слово «зiлля». Но мой отец на глазах становился непохожим на себя, казался чужим, совсем незнакомым. Мне стало страшно. Свадьба уже не казалась торжественной и радостной. Мне захотелось поскорее покинуть тот дом, вернуться домой, чтобы отец снова стал моим.
Родственник в очередной раз налил полные стопки. Снова все чокнулись. А когда отец поднёс стопку к губам, я, неожиданно для себя, ударил по стопке наотмашь. Ударил, скорее всего, не сильно. Но стопка вылетела из отцовой руки и полетела вдоль стола, кувыркаясь и разбрызгивая самогон по тарелкам с едой. Свадебный галдёж мгновенно стих. Все повернулись в нашу сторону. А отец повернулся ко мне и, казалось, очень долго смотрел на меня, широко открыв глаза.