Далее тракт кочевников лежал через Цауль и Плопы. Через Елизаветовку цыганский путь делился на два рукава, соединяющиеся на шляху, уходящем в сторону Брайково. Первый, ныне забытый путь проходил со стороны Цауля через Плопы, по южному, более старому мосту через Куболту строго на южную окраину нашего села. Второй тянулся вдоль Плоп и по северному мосту через ту же Куболту выходил на шлях, пересекавший центр нашего села.
Останавливались в Елизаветовке таборы в нескольких местах, в зависимости от маршрута. Идущие с долины разбивали лагерь на лужайке у старой мельницы Ивана Калуцкого возле Ставничей, либо на берегу ручья возле Поверги, чуть ниже Маркова моста. Пересекавшие среднюю часть села по шляху, останавливались за клубом либо на пустыре, где сейчас стоит здание мельницы с маслобойкой, построенное уже в конце пятидесятых.
Ставили шатры и брезентовые навесы, растянутые на длинных кольях, вбитых в землю. Под открытым небом расстилали красные перины, одеяла и многочисленные разновеликие подушки. В самом углу, где не дул ветер, ставили треногу, водружали большой котёл.
Цыганки начинали суетиться. Одни собирали мелкий сушняк, высохшие коровьи лепёшки. Другие вытаскивали из-под днищ телег и кололи вырубленные и подобранные в лесах по пути следования высохшие стволы деревьев. Под треногой разводили огонь. Скоро в котле закипало и варилось немудреное цыганское варево: каша, мамалыга, картошка, фасоль… По лощине далеко разносился запах вареной свеклы. Это варился цыганский свекольный суп из корнеплодов, вырванных на полях вдоль цыганского тракта. Реже ощущался аромат варившейся в котле курицы.
Мужчины, перетянутые широкими кожаными поясами, снимали с телег и устанавливали наковальню и фой (мех). Разжигали походный горн и продолжали, прерванное дорогой, своё привычное занятие. Скоро по селу плыл мелодичный перезвон наковальни под ударами большого и малого молотков. Старики, накинув на плечи гирлянды сап, топоров, колец и цэрушей (металлический колышек с кольцом) на цепях, расходились по обе стороны села. Шустрые немытые цыганята бегали по селу босоногой оравой, никогда не смешиваясь с сельской детворой.
Не могу сказать точно, сколько лет было мне, когда я впервые увидел цыган. Это было до того, как я пошёл в школу. При встречах с ними, в меня вселялась робость, переходящая в, леденящий душу, страх. Сказывались рассказы-страшилки взрослых о разных кознях цыган, о том, как они напускают туман (гипноз) и люди сами отдают им деньги и кульчики (серьги). В селе говорили, что цыгане могли навести порчу на людей и домашний скот. Пугая нас, малолетних, без спроса убегавших за огороды, в лесополосы, а то и куда подалее, взрослые рассказывали, что после проезда цыганского табора через сёла исчезали дети. Всё это не могло не сказаться на нашем отношении к цыганам.