Реквием (Единак) - страница 5


На том я Вас благодарю…

Вместо предисловия и послесловия от автора к настоящему изданию

Прошло несколько месяцев после завершения работы над книгой «Вдоль по памяти. Бирюзовое небо детства». Я считал книгу завершенной, а свой долг исполненным. Но вместо удовлетворения во мне нарастало ощущение недосказанности, нехватки чего-то очень важного. Нарастал и внутренний дискомфорт, вероятно, выпиравший из меня наружу. Однажды Таня сказала:

— Такое ощущение, что ты сам себе кажешься невыносимым. Как будто кто-то разлучил тебя с твоей прелестной любовницей?

Пожалуй, так оно и было. Я садился за ноутбук, пробегал исписанные страницы. Часто, споткнувшись на одной из страниц, внимательно, как будто в первый раз, читал. Почему-то не давал мне покоя отец, сам общительный по натуре, но такой скупой на рассказы о своем военном прошлом. Вот, если бы сейчас! Я уже не спрашивал бы, сколько немцев он убил и как он за ними гонялся. Сейчас я знаю, о чем спрашивать отца.

В душе моей нарастали, до сих пор незнакомые мне, не испытанные доселе, новые нотки ностальгии. Зрело осознанное ощущение внутреннего обрыва связей с минувшим, недосказанность подтачивала внутренний покой.

Будучи в родном селе, глаза останавливаются на памятнике погибшим на фронтах минувшей войны, на памятном мемориале, стоящем в треугольном скверике на перекрестке в центре села. Я чувствовал немой укор, исходящий от каменных фигур.

А память всё чаще возвращала меня к отцу, прошедшему по дорогам войны с сорок первого по август сорок пятого. Только в отличие от единиц, прошагавших от Бреста до Сталинграда, а потом до Берлина, мой отец до сорок четвертого находился по ту сторону линии фронта. Нет, он не был разведчиком-диверсантом. Он служил в румынской армии.

Несмотря на то, что три года отец прослужил в пожарных частях Бухареста, меня много лет, до самой моей зрелости, не покидало чувство стыда за собственного отца, который безропотно служил в Румынии, союзнице гитлеровской Германии. Не восставал, не стал подпольщиком, не искал связей с советской разведкой.

Много позже пришло осознание таких категорий, как «непреодолимая сила обстоятельств и сила необходимости и случайности». Отец в селе не был единственным, служившим по обе стороны фронта. В процессе работы над главой «Никто не забыт?» я выяснил, что аналогичный путь прошли более шестидесяти моих односельчан. И это далеко не полный список.

Всё началось с микроскопических глав-рассказов: «О чем рассказывать? и «Трофеи». За ними в течение двух месяцев вылились двенадцать глав, вошедших в новый, последний раздел «Шрамы на памяти». Неожиданно заработала по-новому долговременная память. Вспоминались не рассказы на пионерских сборах, а беседы отца с односельчанами. В моей голове произошла переоценка многих событий. Апогеем раздела явилась глава-реквием по погибшим и уже всем ушедшим в небытие, моим землякам, участникам той кровавой мясорубки.