К счастью, под вечер хлынул дождь. Вода в окоп стекала смешанная с маслом, с горючим, грязная, желтая, но с радостью пили и такую, мылись, раздевались до пояса, плескали пригоршнями на утомленные тела — воды в окоп натекло по щиколотку, на все хватало!
Про запас наполнили водой также всю посуду, даже пустые канистры. Затем в эту ночь по очереди выспались.
Утром Митрофанов подсчитал оставшиеся боеприпасы: четыре неполных пулеметных диска, девять гранат, двадцать пять револьверных патронов. Пришлось подпускать гитлеровцев ближе, метров на тридцать — двадцать пять, бить только наверняка.
А они пробовали покончить с танком по-всякому. Однажды Бовт заметил, как какой-то унтер ползком подтягивает к танку бачок с бензином. Первым выстрелом из нагана Бовт пригвоздил унтера, а вторым — пробил бачок.
Экипаж не сводил глаз с наших позиций. Там стояла тишина. Но что она скрывала? Вовсе ли прекратили наши части наступление или готовятся к новому удару? Как узнать это? И удастся ли вообще до смерти узнать это?..
Хайбуллин принялся перечитывать письмо, которое получил перед самой атакой. До сих пор отвечать было некогда. Ответить, что ли, сейчас? Вот было бы интересно, если бы ответ все-таки ушел по назначению…
Но ответ не клеился, сколько Хайбуллин ни старался. И когда его требовательно позвал к себе Пашинин, он даже обрадовался.
Пашинин спросил, как дела с боеприпасами, но так взволнованно, что Хайбуллин удивился: все время до этого командир, несмотря на раны, держался бодро. Однако Хайбуллин ответил, не подав виду, что удивлен. Цифры были тревожные. Но, услыхав их, Пашинин неожиданно успокоился:
— Хватит! — произнес он уверенно: — Видишь: наши уже на подходе. Вот — двадцать партизан ползут.
Впервые за время осады Хайбуллину стало по-настоящему страшно, особенно когда он, невольно подчинившись уверенному тону Пашинина, посмотрел в ту сторону, куда указывал слепой, и понял, что он на мгновение поверил старшему лейтенанту…
А Пашинин продолжал приказывать:
— Прикройте их отсечным огнем, чтобы немцы не могли ударить им в спину! Понятно?
Хайбуллин спешно спустился к Митрофанову под танк — доложить, что командир потерял рассудок. Но Митрофанов — и это увидели все — не нашел, что ответить Хайбуллину. На секунду установилось полное молчание, а затем каждый снова принялся за свое дело. Так, словно и не прерывал его.
Хайбуллин полез в карман за курительной бумажкой. Случайно под руку попалось неоконченное письмо — неудачный ответ. Он аккуратно сложил его и порвал. Раз, второй.
И тогда Митрофанов вдруг свирепо закричал: