Смерть считать недействительной (Бершадский) - страница 7
Захотелось от души поздравить его, узнать, что он делает.
И я уже набрал на телефонном диске нужный номер, как вдруг мелькнула мысль: а что, если его наградили посмертно? И подойдет жена и голосом, перехваченным спазмой, переспросит меня: «Кого вы просите? Толю?..»
Я немедленно положил трубку.
Но уже потом, в Москве, случайно просматривая газетную- хронику, сообщавшую, кому вручали в Кремле ордена, я нашел фамилию Бучилова. Значит, жив! И в киножурнале увидел группу награжденных, снятых с Михаилом Ивановичем Калининым. Рядом с Михаилом Ивановичем стоял Бучилов. Правда, я не сразу догадался, что это он: без бороды. Должно быть, жене не понравился его фронтовой вид.
Мне стало чертовски досадно, что я так и не позвонил ему, когда через Ленинград возвращался с финской войны домой!..
Июль 1958 г. Москва.
А Бучилов-то мой — жив! Жив!!
Провожал я сегодня дочку на целину — вуз она окончила.
Уже попрощался с нею, расцеловался, стал в сторонку. Есть один молодой человек (помоложе меня лет на двадцать), с которым ее тянет расцеловаться на прощание позже, чем с отцом… Пришлось напустить на себя равнодушный вид, отвернуться.
И вот, смотрю я бесцельно на окна других вагонов. А уж главный дает свисток.
И вдруг в одном из открытых окон замечаю… Кого бы вы думали? Бучилова! Та же бородка, тот же взгляд…
Я даже про дочь забыл. Кинулся к его окну, кричу:
— Бучилов?!
А поезд уже тронулся. Но Бучилов — это был он — расслышал оклик, обернулся: кто, мол, зовет его? Увидел меня. Вероятно, не смог узнать, хотя и принялся всматриваться.
А я только и успел крикнуть вдогонку:
— Анатолий Романович, где вы сейчас?
— На целине, — ответил он, так и не зная, кому отвечает, — в совхозе… — и даже назвал в каком. Но я не расслышал — поезд загрохотал вовсю.
Вот и пиши о живых героях! Где его искать теперь? Да и найдешь ли?
Нет, все-таки что ни говори, а проще придумывать героев, чем писать о невыдуманных! Вечно они отколют что-нибудь непредвиденное!
Прелюдия
Как неожиданна тишина на передовых позициях! А тут вдруг возникла тишина такая густая, что от нее заболели уши. И только слышно было, как трещал на морозе снег. Солнце над головой стояло холодное и яркое. Можно было выпрямиться во весь рост, даже подняться на бруствер окопа, сбросить с головы белый капюшон маскировочного халата. И никто не стреляет, ни одного выстрела, ни одного разрыва!
Невозможно было привыкнуть к этому сразу!
13 марта 1940 года. Мы запомнили этот день навсегда — последний день финской войны.
На высоте было укреплено Красное знамя, и к нему сносили трофеи. Мы захватили высоту 13 марта в 10.30, хотя уже знали в это время, что в 12.00 боевые действия должны быть прекращены.