Кинга сидела неподвижно, глядя на заплаканную женщину, и, казалось, вслушивалась в биение собственного сердца, – но внезапно поднялась, так резко, что стул с грохотом опрокинулся на пол, а Ася так и подскочила. Бездомная поспешила в спальню, стащила с себя на ходу черное платье и принялась надевать – слой за слоем – свои лохмотья: майки, рубахи, безрукавку, платок и, наконец, куртку. Молча пройдя в коридор мимо онемевшей Аси, она схватила с пола кота и дрожащей рукой коснулась дверной ручки. Но прежде чем она открыла дверь, чтобы раз и навсегда исчезнуть из жизни Аси, та схватила ее за плечо и потянула к себе. Ее лицо было так же бледно, а тело так же дрожало, как и у Бездомной.
– Кинга, прости. Не уходи вот так, молча. Хочешь – плюнь мне в лицо, ударь меня, избей, но умоляю, не оставляй меня, как оставила меня моя мать.
– Нет… – силилась Кинга выдавить из себя хоть несколько слов: горло перехватило спазмом. – У меня… у меня нет права осуждать тебя. Потому что я… совершила нечто худшее, чем ты. Гораздо худшее. Вот, позаботься о нем. – Она всучила кота Асе прямо в руки и выбежала прочь, захлопнув за собой дверь.
Право же, ни мне, ни кому-либо из тех, кто знал меня в прежней жизни, и в голову бы не пришло, что я окажусь на улице. Я была младшей из двух дочерей супругов Драбич, любивших друг друга и детей. Росли мы с сестрой в обычной семье – не слишком бедной, не слишком богатой. У нас был дом в пригороде Быдгоща, папа был владельцем оптовой продовольственной фирмы, мама вела бухгалтерию. Родителям было по карману дать обеим дочерям приличное образование: моя сестра окончила математический факультет Торунского университета, я – курс ландшафтной архитектуры в Варшавской академии сельского хозяйства. Аля сразу же после учебы уехала в Штаты и осталась там, я вышла за Кшиштофа и поселилась в Варшаве. Окончила учебу, сразу же нашла работу в крупной фирме, занимающейся озеленением города. Все шло хорошо.
Ну, может, и не совсем хорошо, и не всегда – ведь мой очаровательный супруг время от времени давал мне прикурить… Впрочем, руку на меня он тогда еще не поднимал.
Его устраивало, что в доме всегда убрано, холодильник полон, а к вечеру (днем-то он был ужасно занят!) – к вечеру всегда есть теплый ужин. Кроме того, под боком есть жена, с которой можно позаниматься любовью ночью. Он и впрямь был нетребователен. А я… я жила будто в летаргическом сне. Улыбалась на работе, улыбалась дома, улыбалась днем и ночью. Но только внешне, напоказ. В душе я вся была одно неизбывное ожидание: я знала, что тот, которого я любила, люблю и буду любить до конца моих дней, вернется. Друг моего детства, товарищ по озорным играм, моя первая любовь и первое разочарование… отец ребенка, которого я потеряла, и ребенка, которого… я родила.