Мельников улыбался. Потом, Фил не сразу понял смену картинки, перед ним возникло лицо Анвара. Шелковый путь погас, а тело пронзила мерзкая судорога, так чужой обобщенный страх прилипает ко всем, кто фантазирует в момент принятия решений.
13
Вошел командир поста, поздоровался с Мельниковым и сказал четко, как в рапорте: тридцать минут назад ракета неизвестной державы поразила мусульманскую святыню Каабу. По предварительным оценкам, мощность взрыва составляет двадцать килотонн в тротиловом эквиваленте. В силу сложившихся обстоятельств, вы, Филипп Андреевич, с командой покидаете пост в течение часа, на своем транспорте, оружие оставляете в уплату за нарушенный правопорядок. А вас, Сергей Соломонович, мы должны задержать, потому что средство Вашего передвижения нам нужнее. Честь имею, - откланялся командир.
- Ха, - сказал Мельников, - я еду с вами, ребята. Надеюсь, вы возвращаетесь в Москву?
На плацу сто сгорбленных спин безмолвствовали, словно кто-то посадил неправильные семена и выросли камни, похожие на людей.
Анвар, со шрамом на лице, страшный, непохожий на себя, вышел перед стоящими, а не упал на колени камнем, как они, и заговорил на фарси звучно, словно бы всю ночь тренировался в пении гласных звуков.
Колокол отзвонил, один из камней зашевелился, привстал. Это оказался щупленький солдатик с глазами, полными мольбы о несбывшемся. Он резво вскинул свою винтовочку и выстрелил, не целясь. Анвар упал. Солдатика скрутили и увели, остальные камни встали и напряженно ждали. К плацу бежали люди в форме. Их было немного. Группа сгрудилась вокруг Анвара. Мельников резво вынул из кармана шприц и сделал укол, попав в вену, как заправский наркоман. Петенька, участвовавший в задержании, оказался хранителем винтовки. Он стоял спиной к группе, лицом к площади, опустив винтовку, готовый вскинуть ее и убивать, как тот недавний боец.
14
Больше стрельбы не было. Объявили тревогу. Анвара отнесли в санблок, там был врач и была связь. Ребят выгнали, маленький армянин-санитар бегом накрывал чем-то крахмально-белым стол полевой операционной. Через десять минут Фил посадил свою группу в автобус. Рядом с водителем уселся Мельников. Вещи Анвара они оставили при санчасти, Дарька с Уэллсом пытались связаться с командиром, чтобы остаться и плыть, лететь и бежать вместе с Персиком до его жизни или смерти. Их просто выперли, пригрозив арестом. И группа, сменив одного бойца на другого, тронулась в путь, лишенная оружия и центральной связи, - на Москву.
Когда они миновали полосу приграничной зоны, Мельников откашлялся и произнес речь. Речь слушалась, как песня про ямщика, к концу ее Филу стало казаться, что многообразие его картин мира, несколько игровых и любимых ролей, спрятанная во внутренний карман души "почти реальная" карта этой действительности, подаренная по случаю одной лос-анджелесской ночью, все это отодвинулось в зону сказок, детства, Пушкина, рождения Языка. Петенька остановил машину. Он смотрел на Мельникова, как на богиню - Истину, и, наверное, мечтал, чтобы Сергей Соломонович стал бессменным ведущим всех мировых радиоволн. По Мельникову выходило - все скверно. Большие проекты в ближайшее время будут свернуты, государство оставит игровое управление с носом, то есть с совещательным голосом, опираясь на международное давление и военное положение. Что время реакции системы пришло, резинку рогатки оттянули настолько, что напряжение усилилось донельзя. Инновационной экономики все боятся, а кто не боится - те пыхтят и не успевают. А новый свободный капитализм на окраинах скупит остатки энтузиазма игроков в будущее. И только он, Мельников, останется со своими ракетами, потому что знает этот капитализм, как свои пять пальцев, и вписался в русский дикий Запад, по-нашему дикий Юг, и устроил там выгодную сделку со всеми силами. Поэтому у группы Фила есть только два пути - вернуться на границу и вступить в войну за приграничный рай или отправиться из Москвы официально на Байконур и там заняться делом, которое дожидается капитана уже десятки лет.