И ползти не получается, потому что, как только шевельнешь ногу, так сразу будто тебя кто-то кусает по ней — аж до спины. И в глазах сразу слезы появляются. Вот.
А еще папа говорил мне, что в этих костюмах воздуха на совсем небольшое время. И когда его мало, то загорается красная лампочка. И это тоже вот.
Знаете, когда лежишь на красном песке — не сразу видишь, что красная лампочка уже давным-давно горит.
Бабочка сидела около меня и шевелила крылышками.
Я протянула руку.
Бабочка вздрогнула и не улетела.
Я коснулась ее крылышек.
Я никогда не трогала бабочек. Дома мама запрещала мне это делать, говорила, что я обобью пыльцу с них и бабочка никогда не сможет летать. Наверное, она права. Я видела, как девчонки пытались поймать бабочек. Крылышки потом становились помятыми, в каких-то серых пятнах, — и бабочки не могли взлететь. А потом их ловили мальчишки и отрывали им крылья. Зачем? Почему мальчишки пытаются всегда все сломать? Я спрашивала у папы — и папа ответил, что это называется не сломать, а «посмотреть, что внутри», «исследовать»… но ведь если что-то потом не работает, то это и называется «сломать».
Я очень боялась, что могу сломать эту бабочку.
Но знаете… Она была другая. Она была не такая, как на Земле. Теперь я поняла это совершенно точно.
Крылышки.
У нее были другие крылышки.
Эти крылышки мама бы разрешила трогать. И эти крылышки очень-очень захотели бы оторвать мальчишки. Зато их точно бы не повредили девчонки.
Они были… не могу объяснить… как листы в моем любимом альбоме для рисования. Они вроде и мягкие — и порвать очень сложно. Вот потрогаешь их вот так — жесткие, как железо, а вот эдак — мягкие, как ткань у маминого выходного платья.
Я лежала и гладила крылья бабочки. А она не улетала.
Умереть, оказывается, не страшно.
Это просто очень-очень одиноко.
А потом вдруг появилась большая черная тень и накрыла меня.
И забрала меня в себя.
Вот.
* * *
Теперь я всегда буду чистить зубы, без напоминания. И маме даже не надо будет рассказывать мне сказку про кариозных монстров, которую ей когда-то рассказывал прадедушка, а ее дедушка — Виталий.
Потому что, если не почистишь зубы, во рту будет очень-очень плохо пахнуть.
Я предложила папе почистить динозавтру зубы, предложила, что я сама это сделаю. Папа задумчиво посмотрел на меня и махнул рукой. Я так и не поняла, что это значило — да или нет.
Наверное, все-таки «да».
Ведь обычно «нет» папа говорит четко и даже объясняет, почему нет.
А тут просто махнул.
Наверное, это «да» — только он не знает, как это сделать.
А я знаю. Надо попросить динозавтра лечь на живот и открыть рот. А потом зайти туда — и почистить тряпочкой или даже щеткой. И можно еще между зубами поковырять чем-то острым, вдруг там остатки пищи попали. Динозавтр же не может сам этого сделать, как они не понимают, у него же лапки совсем коротенькие.