— Беременная, — пробормотал Боровой за спиной у Гудвина.
— Щенная, — хмыкнул бизнесмен.
На секунду ему подумалось, что самка с щенком в брюхе — тоже не самый худший трофей. Но потом он отмел эту мысль как пораженческую. Явился за самцом — значит, надо добыть самца.
Самка, расширив темные — словно совсем без белков — гляделки, качнулась к ним, к Гудвину и его спутникам. Хотя до нее было метров пятьдесят, бизнесмену почудилось, что пахнуло липким древесным душком. Отчего-то сделалось зябко, и это в самом яростном пекле здешнего бесконечного дня.
Сзади раздался какой-то стук. Гудвин повернул голову. Маниша упала с сухого ствола и лежала, широко — непристойно широко — раскинув руки и ноги. Гудвин умом понимал, что у трансы солнечный удар, что надо бы броситься к ней, побрызгать водой в лицо, но ступни словно к земле приросли. Первым к Манише подскочил Боровой. Самка позади низко, надрывно замычала, как будто прямо сейчас собралась рожать. Или, может, звук издавало все гнездо: утробный, протяжный, подземный гул, гудение потревоженного пчелиного улья. Почему-то вспомнилось самое детство, гундосая робоняня, читавшая на ночь сказки, — и одна сказка, жуткая, непонятная, называвшаяся «Как в джунгли пришел Страх». Про то, как Первый Слон правил миром, а потом отдал свое место Первому Тигру. А Тигр убил Быка и привел в джунгли голый, безволосый Страх с черными глазами. И Страх начал охотиться на детей джунглей. Кажется, няня включила тогда гипнорежим, и юный Гудвин описался от ужаса. После этого мать утилизировала няню — а он, Гудвин, возможно, именно в тот злополучный вечер решил, что сам будет на всех охотиться и сам станет Страхом.
Плохо осознавая, что делает, Гудвин наклонился, поднял прислоненный к рюкзаку штуцер, убедился, что оружие заряжено, и всадил в огромный живот твари пулю крупного калибра.
* * *
Однажды в джунгли пришел Страх. Страх был безволосый и голый. Интересно, голый и безволосый — это одно и то же? Или голый — это если без одежды? Но что такое одежда?
Я проснулся снова, но это был уже другой Я. И одновременно тот же самый. Часть большого, часть правильности, которая была до Я и будет после, которая все была МОЕ. На сей раз Я проснулся оттого, что МОЕГО стало меньше. Прошлый Я выплыл из розовой бессознательности медленно. Это было даже приятно, колыхабельно, радостно. Теперь Я словно выдернули на поверхность теплого розового озера (что такое озеро?), и этот, новый Я задыхался, еще не умея дышать.
Страх ходил на двух ногах и держал в руках палку, плюющуюся дымом и колючими мухами. Мухи кусали и… убивали. Страх умел убивать. Но потом пришел Первый Тигр и убил Страх. Только лучше не стало.