— Мани…
Гудвин осекся. Собственный голос предал его и ударил по вискам, по затылку так, что Гудвину снова пришлось зажмуриться. Когда он открыл глаза во второй раз, то увидел Борового. Ветеринар вел себя странно. Он стоял, покосившись набок, опираясь всем весом на левую ногу, и тряс головой, словно хотел вытрясти воду из уха. Почувствовав взгляд Гудвина, Боровой обернулся к нему. Предприниматель вздрогнул. Глаза Борового, прежде серо-голубые, тоже как будто почернели из-за расширившихся зрачков.
— Дафнии, — сказал Боровой.
— Что?
На сей раз боль была уже поменьше, терпимая боль. В затылке глухо пульсировало.
— О чем вы говорите? Что произошло? Почему я…
Гудвин опустил голову и только тут понял, что связан. Руки и ноги были стянуты тонким пластоцитовым тросиком, который охотник собирался использовать для того, чтобы подтянуть на дерево необходимое оборудование (если, конечно, придется карабкаться наверх). Это было странно. Нелепо. Зачем связывать его тросом? Даже если оставить в стороне вопрос, зачем его вообще связывать, у Борового был парализатор. Обездвижить им человека гораздо легче.
— Съесть, — отчетливо произнес ветеринар.
— Что? — повторил Гудвин.
— Оно говорит вас съесть.
Гудвин так удивился, что даже не особенно испугался. Этот мерцающий свет, мечущиеся тени, осунувшееся, резко очерченное лицо Борового с дергающейся щекой… все это казалось лишь продолжением сна. Вот если бы еще не Маниша. Гудвин обернулся. Маниша по-прежнему сидела в углу, беззвучно шевеля губами.
— Что вы с ней сделали? Отпустите меня. Вы ненормальный!
— О да, — гнусно ухмыльнулся Боровой. — Я определенно схожу с ума. Эта тварь роется у меня в голове, как в собственном кармане. И постоянно подсовывает дафний. Ему, видите ли, интересны дафнии.
— Кому?
— Он зовет себя «Я». Но, согласитесь, я не могу называть его «Я», ведь я это я!
Тут Боровой захихикал с самым безумным видом.
— Вы спятили. Развяжите меня немедленно!
Гудвин дернулся, но был вознагражден лишь острым приступом головной боли.
— А на вас не действует, да?
Боровой преодолел разделявшее их расстояние в два длинных шага и склонился над своим пленником.
— Не действует. Ну да. Вы натурал. Вам никто ничего не ушатывал. Все дело в червяках.
— В каких червяках?!
— А, это он так называет гены. Путает образ генов с мейотическими хромосомами. Он не очень эрудирован, правда, но жутко силен. Видите ли, у меня не было двадцати поколений натуральных предков. То есть были, но они жили в грязи Коста-Рики…
— Вы же русский!
— Ах, кто сейчас русский, а кто еврей. Несть ни эллина, ни иудея, — громко, как будто смешение племен и кровей действительно его удручало, вздохнул Боровой. — Просто одна из легенд нашего мира, вроде вашей натуральности. То есть вы конечно же натурал. Натурал Натуралыч, а то бы он и вас скрутил.