Перед отъездом в ординатуру Эдинбургского университета Алекс зашел к матери попрощаться и в очередной раз осмотрел ее.
Дели теперь все больше спала днем, уже не по часу, а часа по три-четыре, или просто глядела в окно, за которым видела краешек реки.
Алекс приехал без Энни, так как она только родила.
— Как вы назвали малыша? — спросила Дели.
— Аластер.
Дели удивилась, но не подала виду:
— А почему вы выбрали именно это имя?
Алекс лишь неопределенно покачал головой:
— Это Энни, она вычитала это имя в какой-то книге, и оно ей очень понравилось.
Аластер… последние годы она его совсем не вспоминала, словно его и не было в ее жизни, или он был в другой жизни, в той, которая ей теперь казалась сном?
Алекс осмотрел мать и, увидев ее похудевшие щеки, чуть впалые глазницы и ощупав руки, на которых появились утолщения на запястьях и суставах, понял, что болезнь не останавливается, а прогрессирует; удастся ли остановить этот суставный ревматизм в ее возрасте, он глубоко сомневался.
— Ну что же ты молчишь, дорогой? Скажи, когда пройдут эти шишки на руках?
— Скоро, ма, может, через полгода.
— Алекс, ты совсем не умеешь лгать, посмотри мне в глаза.
— Да, мама, но, может быть, тебе лучше не знать?
— Нет, мне лучше знать все, что ты думаешь по поводу моей болезни.
— Видишь ли, воспалительный процесс вряд ли можно остановить, и я не уверен, что через какое-то время пальцы станут разгибаться.
— Я останусь страшной старухой со скрюченными пальцами? Они похожи на отвратительные грабли, мне тяжело держать кисть и карандаш. Алекс, неужели нельзя дать какое-то лекарство?
— Ма, лекарство можно дать, но возраст…
— Да, возраст, ты прав. Ну, не будем говорить все время о возрасте. Расскажи что-нибудь веселое, что ты там будешь делать, в Шотландии, что такое ординатура, это как учеба у профессора?
— Нечто в этом роде. Ты же помнишь, что я давно хотел повысить квалификацию в пластической хирургии. Чем больше проходит времени после войны, тем больше и больше обнаруживается несчастных фронтовиков, которые не хотят жить со своими ужасными шрамами на лице. У некоторых лица страшно обожжены, особенно у английских летчиков. Я думаю, мне нужно этим заняться вплотную, ты же знаешь, что у меня уже большая практика в пластической хирургии.
— Ну если большая практика, зачем же еще учиться у профессора?
— Видишь ли, ма, случаи бывают разные, в том числе и очень тяжелые, у кого-то, допустим, нет носа, его отрубило осколком, у кого-то нет ушей или нижней челюсти. Я не во всех случаях силен.
— Какие ужасы ты говоришь, не напоминай о войне, я просила рассказать что-нибудь хорошее!