– Не уверена, но кастрюли кипят, валит пар, кухня уже уделана, и я начала пить без тебя.
– Значит, все нормально, – сказал он, и мы пошли на кухню.
Я налила нам по бокалу вина, присела на высокий стул и принялась наблюдать, как он, засучив рукава рубашки, стал готовить. Кто бы что ни говорил насчет того, что женщины должны быть на кухне, но по мне мужчина там смотрится лучше. У него как-то все больше под контролем. А когда Бен, взяв большой и острый нож, начал отрезать от куска мяса маленькие кусочки и по его рукам потекли бледно-красные струйки крови, я неконтролируемо облизнулась. Когда он клал кусочки бифштекса на сковородку, на которой уже жарился чеснок, его телефон зазвонил. Он наспех вытер руки кухонным полотенцем, что лежало на столе, и достал из кармана брюк мобильный.
– Ким, можешь приглядеть за мясом? Нужно ответить.
– Да, конечно, – ответила я, и он ушел в ванную.
Я подошла к плите и начала складывать использованную посуду в раковину, но вспомнила, что мой собственный телефон я оставила в прихожей. Я нашла его на невысоком столике и возвращалась обратно на кухню, как вдруг обрывок разговора из приоткрытой двери ванной комнаты заставил меня остановиться и прислушаться.
– Малышка, ну как ты? Да, я тоже по тебе очень соскучился. Чем ты занимаешься?
Это говорил Бен. И это было странно.
– Эй, детка, ну не переживай. Что? А! Я сейчас на работе. Прости, не получится вырваться. Серьезно? Так, секунду.
На работе? Судя по разговору, это была точно не его мама.
– Ладно, я сейчас приеду. Потерпи немного, хорошо? Ну тише, я скоро буду. Люблю тебя.
Вот мразь! Боже, что же я за дура такая? Так, нужно уйти и постараться не показать того, что я слышала. Хоть это будет и тяжело. Я вернулась на кухню и налила себе полный бокал. Когда Бен вернулся на кухню, его глаза бегали, и он пытался тщательно подобрать слова:
– Ким, только не убивай, но мне срочно нужно уехать. Это не в моей власти. Но если я не окажусь в одном месте, то будет беда.
– Как? Что такое? Куда тебе нужно? – лучше не дразни меня просьбой не убивать тебя. Ох не дразни.
– Не могу сказать. Точнее, это очень долго объяснять. Дело жизни и смерти. И у меня просто нет выбора, – сказал он и принялся нервно одергивать рукава рубашки.
– Все так серьезно? – Ну-ну, конечно. Дело члена и вагины это, а не жизни и смерти.
– Боюсь, что да. Прости, что так вышло. Я не знаю, смогу ли вернуться сегодня, хотя ты, наверное, и не захочешь, чтобы я вернулся. Правда, прости.
– А я могу с тобой поехать?
– Не сегодня. Это все очень сложно. Я как-нибудь тебе объясню. Хорошо? – сказал он уже в прихожей, надевая пальто.