– Позвать кого-нибудь? – спросила я.
– Не надо. Она сама контролирует обезболивающее. Сейчас пройдет.
– Бриджит, ты очень храбрая девочка, – сказала я, прежде чем успела подумать.
– Правда?
– Правда, – согласился Бен, – я очень горжусь тобой.
– Я очень устала, – сказала Бриджит.
– Хочешь поспать? – спросил Бен.
– Да. Но я просто устала. Мама не придет сегодня?
– Она сейчас в Лондоне, – сказал Бен, – но завтра утром уже вернется.
– Это хорошо. Она тоже устала. Знаешь, что я загадала на Рождество?
– Что? Прочесть все книги на свете и стать еще умнее? – Бен улыбнулся.
– Нет. Я загадала, чтобы я заснула, а проснулась уже здоровой. А если так не получится, то заснуть и долго-долго спать. Когда я сплю, то мне не больно.
– Так, заканчивай. Ты слишком много читаешь умных книг. А постоянно спят только лентяи. Ты же не такая.
– Может быть, – сказала Бриджит и положила свою маленькую ручку на руку Бена.
– Я люблю тебя, принцесса, – сказал Бен, поцеловал ее в лоб и убрал книжку на прикроватную тумбочку. – Дочитаешь завтра. Хорошо?
– Я ее уже читала. Я посплю, а ты не сиди здесь. Мне было очень приятно познакомиться с тобой, Ким.
– Мне тоже. Ты не будешь против, если мы встретимся как-нибудь еще?
– Я буду рада. Только хорошо, если бы это было не в больнице.
– Договорились. Я бы сходила в Миллениум-парк, – сказала я и уже с трудом сдерживала слезы. Какая же она милая.
– Ну вот. Не прошло и пяти минут, а у вас уже свидание. Не забудьте меня взять, – сказал Бен и встал с койки.
– Только если будешь хорошо себя вести, – сказала Бриджит и повернулась на бок.
– Спокойной ночи, сладкая, – сказал Бен и выключил свет, – я завтра заеду.
Мы вышли из палаты и не спеша пошли к лифту. Нажав на кнопку вызова, Бен посмотрел на меня, сглотнул слюну и сказал:
– Спасибо тебе. Я зря тебе не рассказал раньше. Просто она моя самая главная слабость. И я презираю себя, что не могу ей помочь. Но больше всего мне плохо от того, что ей больно. Знаешь, может, это прозвучит ужасно, но я бы хотел, чтобы ее боли прекратились, навсегда. Понимаешь меня?
– Ты не ужасный. Это невыносимо тяжело, наблюдать, как твой любимый человек страдает и ты не в силах ему помочь. Уверена, она бы чувствовала себя так же, поменяйся вы с ней местами. И я понимаю, о чем ты. Она сама тебе только что об этом сказала.
– Слышал. И я не понимаю, почему она не боится.
– Может быть, потому, что страх прожить всю жизнь так, видя, как твои родные терзают себя, для нее хуже, чем страх смерти?
– Я и правда глупый братец, – сказал он, и двери лифта открылись. На его лице отражалась вся печаль его беспомощности и страданий. Но в глазах были нежность и любовь. И все вместе доказывало то, что никакой он не бесчувственный циник. Просто его любовь была на вес золота. И кому попало она не доставалась.