В зале заседаний его, конечно, уже ждал основной состав комиссии по информационным нарушениям, а также искренне нелюбимая им секретарь по вопросам отношений с правительствами, пытавшаяся, как всегда, в обход других донести до него свои сверхважные послания. На этот раз она избрала новую стратегию: вместо того, чтобы подкарауливать у входа, она набралась наглости и встала по правую сторону от его кресла, разложив на столе электронную доску, занявшую всё свободное место, отведённое председателю комитета. А ей, надо заметить, и вовсе не полагалось находиться на закрытом совещании профильной комиссии.
— Генеральный секретарь ООН хочет обра… — начала было она, но Джеймс посмотрел на неё так, что она осеклась и приняла из его рук убранную им со стола доску.
— Мы поговорим позже, — сказал он, неотрывно глядя на то, как она в спешке, но спиной вперёд отходит к двери.
— Но послушайте, вас ждёт госсекретарь Соединё… — сделала ещё одну попытку она.
— До вечера, — с упором на каждое слово ответил ей председатель комитета и недвусмысленно вытянул руку, указав на открытую дверь.
За те пять лет, что она проработала в комитете, Джеймс настолько привык отвечать на её бестактности, что даже не прилагал никаких усилий, чтобы её осадить. Делегированная внутренним центром подготовки экспертов, она считала себя вправе совать нос во все дела, хотя должность эта была скорее формальной, и её предшественник на этом посту, увы, получивший повышение, относился к работе со здоровой иронией. И уж конечно, он не докучал своими проблемами председателю комитета.
Джеймс прекрасно понимал, к чему вся эта игра: она своим навязчивым поведением пыталась вынудить поспособствовать её карьерному росту. Но и он не зря занимал кресло: растянувшееся на пять лет противостояние нисколько не утруждало главу Комитета по этике Джима Роулса. Если бы не выдающееся внутреннее спокойствие, он и вовсе не смог бы удержаться на этом посту. А он переизбирался уже двенадцать раз.
И вот теперь угроза смещения нависла над ним настолько, насколько этого не происходило ещё ни с ним, ни с любым другим человеком, возглавлявшим организацию до него. Точнее говоря, так, должно быть, казалось тем, кто с сочувствием смотрел на Роулса этим утром. Никто не произнёс ни слова, когда дверь за до смерти надоевшей ему секретаршей закрылась. Сонцев, самый пожилой эксперт комитета, качала головой, пребывая в мрачной отрешённости. Она сняла очки и положила их на стол перед собой, а её взгляд рассеянно блуждал по пейзажу за окнами. Такой он не видел её никогда.