Сердце облилось кровью, когда я взяла в руки снимки. Мамины серьги, которые она не снимала практически никогда… Папины любимые часы – он не мог оставить их дома…
– Не может быть…
Я выронила фотографии и прикрыла рот ладонями, сдерживая рвущиеся из глаз слезы. Раздражающая щекотка подступила к горлу, в груди бессильно затрепыхалось сердце. Это не они!.. Но если так, то кем были те люди, и что делали в доме родителей? Я не знала ответов и не хотела верить, не хотела понимать… В глубине души жила надежда, что, возможно, мама просто надела другие серьги, а отец второпях забыл часы на комоде.
– Примите мои соболезнования, – проговорил полицейский.
– Уйдите! – закричала я. – Оставьте меня одну! Этого не может быть, – шептала я, как в бреду. – Не может быть…
Хриплый протестующий стон вырывался из груди, и дрожь прошлась по телу, обдавая отвратительным холодом.
Доронин позвал медсестру, которая живенько подскочила ко мне и воткнула в руку иглу.
Я медленно открыла опухшие от слез глаза. Это был сон? Ведь сон? Схватила с тумбочки мобильный, глянула время – восемь вечера. Мама… Папа… Тело словно молнией пробило от головы до пят от осознания того, что их больше нет. Подбородок задрожал, глаза намокли. Я никогда не прощу себя. Ведь это точно дело рук Новикова, и только я могла его остановить. А что делать сейчас? Как это пережить? У меня никого не осталось, кроме подруги.
Я глянула на окно – вечерело. Почему она за мной не приехала? Я вытерла слезы и набрала Людкин номер.
– Розунчик, – раздался голос Люды, такой родной. – Я уже знаю обо всем. Приехала за тобой, а меня не пустили. Врач сказал, ты проспишь до вечера, и забрать тебя смогу только завтра. Ну как ты там? Держишься?
Я отрицательно покачала головой, и слезы снова нахлынули на меня.
– Я хочу отомстить, – всхлипывая, тихо проговорила я.
– Кому? – не поняла Люда.
– Новикову. Я уверена, что это он. Он мне угрожал. Сказал, что отнимет все.
– Вот урод! – воскликнула Люда. – Да по нему давно тюрьма плачет. Знаешь что, ты должна обо всем рассказать в полиции. Уж они его точно за яйца возьмут!
– Ты что! – воскликнула я и, шмыгнув носом, вытерла лицо. – А если он с тобой что-нибудь сделает? Нет, я ничего не буду рассказывать. У него есть связи, его выпустят под подписку и тогда… Даже боюсь подумать, Люд. Он словно озверел. Больной ублюдок! Ненавижу его.
– Малыш, не думай об этом. Бли-и-ин, плохо, что я не могу приехать и поддержать тебя. Время посещений закончилось, видите ли! – возмущенно выпалила она. – Вообще уже обнаглели.
– Не волнуйся, я буду в порядке, – сказала я, но сама не особо поверила словам.