– Возвращайся скорее, – прошептала ему в губы, прервав поцелуй; сердечко отчаянно билось под ребрами. – Все, иди, а то опоздаешь на самолет.
– Да, я пойду. До скорой встречи… – такое чувство, что он хотел еще что-то сказать, но слова застряли на приоткрытых губах.
Глаза смотрели в самую душу, тревожа все мое существо. Андрей провел костяшками пальцев по моей щеке и, чмокнув меня в кончик носа, подхватил с пола чемодан. Вскоре дверь за ним захлопнулась. Я сняла ключи с крючка, что находился рядом с дверью, и закрыла ее.
Оставшись одна, старалась не думать об изменениях в своей жизни, но тоска по родителям все-таки взяла верх. Я опустилась на диван и разревелась, хотя обещала себе больше этого не делать. Успокоившись, взяла себя в руки и позвонила Люде, рассказала об отъезде Андрея. Она обещала завтра с утра прийти по адресу, который я отправила ей по вайберу.
Людка почти каждый день приходила. Когда у нее не было смен, сидела со мной весь день до утра, один раз даже заночевала. В общем, не давала мне расслабляться. Но когда я оставалась одна, обычно, ночами, все тревоги и печали возвращались. Они резали по живому, не жалея меня. Я начинала в уме прокручивать случившееся, пытаясь понять, когда все пошло не так. В итоге пришла к выводу, что виновата сама. Если бы только послушала Новикова, если бы только не стала отвергать его… Ему не пришлось бы мстить… Родители были бы живы…
Утром я выпивала крепкий кофе, разговаривала с Андреем по телефону и надеялась на лучшее. Он звонил каждый день, делился впечатлениями, и я с удовольствием слушала его. Иногда на пару с подругой по громкой связи. Она балдела от того, что может вот так спокойно слушать голос своего кумира, а меня иногда напрягало это ее ребячество. Фанатка, блин… Что за детский сад?
Наконец-то настал тот день, когда должен был вернуться Андрей. Как назло время тянулось неимоверно медленно, как резина, будто специально издеваясь надо мной. Изводя и пытая. В этот день Люда была на работе, поэтому мне пришлось дожидаться возвращения Андрея одной. Это было тяжело. Мысли не давали покоя. Я готова была на стены лезть от этой леденящей тишины, которая пробирала до костей. Боль вернулась. Саднящая, нестерпимая, раздирающая всю меня изнутри уже не в первый раз. Тоска по родителям стала еще сильнее, она выворачивала душу наизнанку. Как же тяжело. Боже… Я больше не могу. Пугающее безмолвие наводило ужас, будто я умерла.
Я надела майку и шорты и вышла в гостиную. Включила на ноутбуке песни «Deadly bloom» и подошла к холодильнику, чтобы налить себе сока. Взгляд приклеился к бару с выпивкой. Я машинально потянулась к дверце и открыла. Достала бутылку мартини и, вернувшись в гостиную, устроилась на диване. Выпью – и станет легче. Быстрее время пройдет. Услышав скрим Андрея, доносящийся из колонок, ухмыльнулась и сделала первый глоток прямо из бутылки. Кто бы мог подумать, что я буду сидеть в доме Ковальского, на его диване и пить из горла мартини, слушая его ужасный скрим? Глоток за глотком, и выпивка почти закончилась. Я поболтала бутылкой и вздохнула. Ощутила, как по телу разлилась приятная нега. Боль, кажется, начала отступать, размахивая белым флагом.