— Вы вернетесь сегодня ночью?
— Есть самолет через полчаса. Но лучше рассказать все сейчас, чем в середине ночи, когда я прилечу.
— Я проснусь. И кстати, Уолт, что вы сказали Юнис и Линни, зачем я ездил в Сан-Франциско?
— Я сказал, — он откашлялся, — что у вас там незаконченные дела.
— Какие дела?
— Ну... ну... вроде как с дамой.
— Спасибо, — саркастически поблагодарил я. — Вы настоящий друг.
Что-то похожее на смех донеслось до меня, когда я вешал трубку.
За обедом Линни и Юнис оживленно болтали между собой, я не слушал, мысленно планируя завтрашний день. После кофе мы вежливо распрощались и разошлись. В одиннадцать я поехал к ферме Орфей забрать пленку с записью дневных разговоров и вставить в магнитофон новую.
Уолт пришел ко мне в номер, когда я перематывал пленку, и мы вместе прослушали разговор Оффена с Маттом, а потом с Йолой.
С нашей точки зрения, Йола звучала лучше, ее сердитый женский голос хорошо пробивался из трубки, и легко было представить, как дядя Бак отставляет трубку на несколько дюймов от уха, чтобы защитить барабанные перепонки.
Он всячески пытался успокоить ее:
— Матт говорит, что могло быть хуже. Иногда эти вандалы разливают в домах патоку, варенье и даже нечистоты.
— Мне он сказал, что весь дом обсыпан мукой... Понадобятся недели, чтобы все отчистить.
— Но ведь пылесосом можно быстро все убрать, правда? Мука не воняет и не прилипает.
Но она не хотела, чтобы ее утешали, и он напомнил, что деньги в сейфе не тронуты и норковая накидка не украдена.
— Но Матт говорит, что она стала белой, — возразила Йола.
— Муку легко стряхнуть... Мукой даже чистят мех.
— Вы не понимаете.
— Я все прекрасно понимаю, Йола, — терпеливо успокаивал ее Оффен. — У тебя такое чувство, будто запачкали тебя, а не твой дом. Тебе кажется, что ты стала грязной, ты возмущена и хочешь растоптать этих подонков. Я прекрасно понимаю тебя. Когда твоя тетя Эллен была жива, у нас здесь тоже побывали воры. Они украли ее кольца, и она говорила, что у нее такое чувство, будто ее изнасиловали.
Они еще долго говорили в таком же духе о подонках, разгромивших дом. Уолт вскинул брови и заметил, что, на его взгляд, я взял разумный реванш за удар по голове.
Мы оба, зевая, дослушивали пленку. Последние полчаса Оффен диктовал слуге свои планы и распоряжения на завтра. И в его голосе я не услышал ни тревоги, ни озабоченности, что меня порадовало. Напуганные люди удваивают меры предосторожности.
Уолт пошел спать, а я, хотя всю прошлую ночь не сомкнул глаз, проснулся через три часа. На потолке пестрыми призмами отражались цветные фонари перед входом в мотель. Я смотрел на потолок, пытаясь составить из них забавные силуэты, пытаясь любыми уловками отвлечь сознание от погружения в преисподнюю. Шевелилась в голове вялая мысль: какое имеет значение, если я не закончу охоту на лошадей? Если Шоумен и Оликс произведут еще пару жеребят, какое это имеет значение? Ведь это абсолютно неважно. Мошенничество, воровство, попытка убийства... кого это волнует?