— Какие у вас красивые сережки, — не удержалась от восхищенного возгласа та.
Рита от удивления выпрямилась, забыв про пятно, и посмотрела на нее.
— Правда?
Мама Марка подошла ближе, с интересом разглядывая украшения в ее ушах.
— Правда. Кажется, старое серебро, настоящие изумруды. Вы позволите?
Рита сняла одну сережку и протянула ей.
— И в самом деле, она очень старая, — как будто самой себе говорила Елизавета Дмитриевна, крутя ее в руках. — Кажется, я даже знаю, кто был их первой хозяйкой.
— И кто же? — спросила Рита, до этого дня считавшая, что сережки, конечно, красивы, но вовсе не настолько уникальны, чтобы знать их первую хозяйку.
— Анастасия Филимонова, жена одного из самых богатых купцов Петербурга в начале девятнадцатого века. Она происходила из мелкой дворянской семьи, которая к тому времени почти разорилась. Даже фамилия ее не сохранилась. Анастасия была хороша собой, но характером обладала высокомерным и потребовала у будущего мужа украшения, достойные самой императрицы. Мол, только тогда даст свое согласие на брак. Вот купец и заказал для невесты комплект: сережки, колье и кольцо с изумрудами. Колье и кольцо, между прочим, хранятся в Русском музее. Вы никогда разве их не видели?
Рита ошарашенно помотала головой.
— А сережки считались безвозвратно утерянными, — продолжила Елизавета Дмитриевна, с восхищением рассматривая украшение у себя на ладони. — И вот они, оказывается, у вас. Видите, — она поднесла ладонь ближе к Рите, — если положить их, серебряные нити складываются в букву А. Анастасия. — Она вернула сережку Рите. — Так что храните их, как зеницу ока. Это настоящее сокровище. Я сейчас принесу вам платье.
Рита зажала сережку в кулаке, разглядывая свое отражение в большом зеркале, и даже не заметила, как Елизавета Дмитриевна вышла из ванной. Сережки, которые являются комплектом к хранимым в Русском музее вещам! Что может быть лучше для привлечения убийцы, собирающего антикварные украшения? И не нужно им никакое ожерелье из спальни Веберов. Только платье зря испортили.
***
Оставшееся время семейного ужина Марк досиживал с видом настоящего великомученика. Пить больше двух бокалов вина он не стал, чтобы не нарываться на нравоучения по поводу маячившего перед ним алкоголизма, а на почти трезвую голову выносить свою семейку он в последние годы не мог. Все чаще бесила даже мямля Аня, хотя раньше он жалел слабохарактерную младшую сестренку. Но одно дело не уметь дать отпор родителям в десять лет, другое — в двадцать пять.
Рита — и та дулась за испорченное платье, но на это ему было плевать. Если она взяла из шкафа ожерелье, все остальное он стерпит. Наконец чай был выпит, десерт съеден, а Алекс начал клевать носом прямо за столом, поэтому Франц и Белль засобирались домой. Под шумок Марк тоже решил уехать.