Экая штука человеческая мысль, дивился он, как она возводит свои города, населяет земли, создает из облачка живых людей. Вот уже брак Брусиловых нарисовался перед ним, как будто он сам был их соседом, слушал вопли за стенкой. Вернее, в таких браках жертва обычно молчит во время экзекуции. «Эксцесса», как выразилась Анна. Пока однажды жертва не восстает на изверга. И тогда поколачиваемая мужем женщина от отчаяния хватается за нож. Сколько таких несчастных получило свой срок, сокрушенно подумал он. Несмотря на смягчающее «состояние аффекта» и малолетних детей.
А что в таких случаях сделал бы поколачиваемый муж?
Галлюцинация все не тускнела:
— И когда я увидела эту его так называемую любовницу… — с отвращением выговорил голос.
Зайцев сел на постели. Любовница!
Голос Анны теперь звучал фоном, как отдаленное шипение набегающих на берег волн. Не мешал думать.
Неопытный следак, он тогда все сделал по инструкции. Опросил сослуживцев Брусилова («исполнительный», «аккуратный»), соседей по лестничной площадке («интеллигентные люди, тихо живут, как же еще?»). Потолковал с названными Брусиловым знакомыми с Васильевского острова, у которых он в тот вечер засиделся в гостях, пока не развели мосты и вечер не превратился в ночь, когда утонула Анна Брусилова. Никто не знал ни о какой любовнице. Все дружно удивились самому предположению. Все энергично протестовали. Знакомые с Васильевского — особенно. Он и она. Особенно она. Зайцев изо всех сил принялся наводить память на резкость. Старался вспомнить лицо, ее ответы, как она держалась. Тщетно. Память буксовала, как будто с увеличивающего изображение колесика сорвало резьбу.
Он выругался. Чертов идиот! В голове наступила полная тишина. Даже голос Анны умолк.
А потом заговорил:
— Что же мне делать? Что?
В дивном сопрано дрожали слезы.
— Я не хочу умирать. Не сейчас, когда все так…
— Что так? Прекрасно? — разозлился Зайцев на самого себя — ведь и галлюцинация была им самим. — Что именно? Муж, который решил вас убить? К чертовой матери все бросайте. Его в первую очередь.
— Но…
— Неужели вам мало письма? Куда уж яснее!
— Какого письма?
Зайцев устал. Хотелось заткнуть галлюцинацию. Но она, как туман, стояла в голове. Он стиснул кулаками виски:
— Надоело.
— Какого письма?
Зажмурил глаза, открыл. Что еще помогает в таких случаях? Ущипнуть себя? Но он не спит. Зайцев понял, что никогда не стал бы баловаться наркотиками. Скучно: соль шутки уже давно понятна, а шутка все не прекращается.
— Какого письма? — требовал голос в голове.
— Посмотрите в вашей сумочке.