— В сумочке? — поразилась она.
— Дивный фасон. Отличный молескин. «Яйца любимого всегда со мной».
И одним рывком спустил ноги на холодный пол.
Сумочка!
Ее не нашли на теле. Ее не нашли рядом с телом.
Память тут же услужливо подсунула: Самойлов с багром, падают крупные холодные капли, ничего.
Анна Каренина не зря оказалась на роковой платформе вместе со своим ридикюлем. Что бы ни случилось, какое бы драматическое событие ни предстояло в жизни женщины, она не бросит сумочку.
Сумочку Брусиловой нашел потом водолаз далеко от берега. Ее не унесло течением — массивные «яйца любимого» сразу утянули ее на дно.
Голос Анны вздрогнул от гнева и ужаса — как голос оперной героини, которой поднесли отравленную чашу.
— Молескиновая сумочка? У меня? — загремела она. — Никогда не стала бы носить такую гадость. Это немыслимо! Вы сошли с ума… Ах нет, — гневалась она. — Это я сошла с ума. Довольно! Все это чушь. Я сразу должна была понять. С меня довольно.
Ничто так не разъяряет женщину, как справедливое предположение, что ее массивный браслет — из дутого золота, а сумочка — из чертовой кожи.
Молчание было окончательным.
Анна ушла навсегда.
Зайцев сразу это понял. Но все равно подождал несколько минут. Голос не вернулся. Зайцев вздохнул. Гипноз провинциального мага отпустил его. Очевидно, у него был свой срок действия, как у наркотика или водки.
Но мысли неслись вперед с прежней силой. Сумочка. Кто-то забросил ее туда. С отвращением, на которое не способен был мужчина. С чисто женским отвращением к уродине.
И сразу все остальные кусочки легли на место. Мокрая женщина, которую видел дворник. Конечно! Женщина, любовница. Не достаточно сильная, чтобы сбросить Анну Брусилову в воду. Они упали вместе. Боролись. Анне не повезло. Или она просто не умела плавать? Теперь ее об этом уже не спросишь. Даже и галлюцинацию.
А что бы она ответила?
Зайцев задумался. Порожденная его собственным мозгом, она не могла знать больше, чем знал он сам. Была ли у них тогда с Брусиловой речь об умении плавать? Он очень сомневался.
Как там гипнотизер сказал: он просто добывает из памяти зерна, не давшие всходов, давно в ней погребенные.
— Вы хотели знать, как умрете. Вас утопит любовница вашего мужа, — сказал он вслух. — Утащит в воду. И утопит. Вот так вы умрете. И мы ничего не сможем с этим сделать. Простите меня.
Слова звучали глупо в пустой комнате.
Любовницу Брусилова теперь искать бесполезно. Решилась ли она на убийство сама, устав подталкивать робкого пингвина Брусилова? Или следовала его «изящному плану»? И кто она? Впрочем, теперь какая разница. Он этого не узнает. Ничего не докажет. Бедная Анна.