— Это верно, — ответил Майзель. — В том-то и дело, что нет. Но мы решили, что, по всей видимости, злодея спугнула Малка Эгерова. Поэтому он не успел ничего взять. Да и скажите, доктор Ганс, для чего еще лезть в дом ювелира, как не для грабежа?
— Допустим, — сказал Ганс, — а из дома Лемелеса пропало что-нибудь?
— Нет, — вынужден был признать Майзель.
— Тоже кто-то спугнул убийцу?
— Вряд ли. Йосеф Лемелес был вдовцом и жил один. А кроме того, был он скуповат, прямо скажем, так что слугу имел приходящего — раз в два дня с утра до обеда.
— Что же получается? Может быть, и в первом, и во втором случае злодей не интересовался ценностями?
Тут в разговор вступил раввин, до того молча слушавший.
— Насколько я знаю, третью жертву при всем желании нельзя заподозрить в богатстве, — заметил он. — Шмиль Кафка жил тем, что чинил старую одежду, перебивался с хлеба на воду. Еще немного зарабатывал, будучи шадханом — но и это, в сущности, гроши.
— Да, — сказал Майзель. — Он как раз шел домой, на Парижскую, с шидуха[22]. Так что его зарезали на улице, около двенадцати ночи, две недели назад. И таким же образом, как первых двух, — перерезали горло.
— Откуда такая точность? — поинтересовался Ганс. — Насчет времени убийства?
— Алуфы[23] Мунка Шломес и Леон Каро нашли его, когда он был еще совсем теплым, — ответил вместо Майзеля Высокий рабби. — Они возвращались с заседания совета общины. Говорят, еще успели заметить странное движение чуть в стороне от тела. Словно взмах огромных черных крыльев. Впрочем, о крыльях говорит Леон Карно. Мунка утверждает, что ничего такого не видел.
Господин Майзель нахмурился.
— Малка Эгерова тоже говорила о черных крыльях, которые, как ей кажется, она увидела в окне. Кроме того, и она, и Шломес с Каро упоминают какой-то металлический отблеск. Словно некий обладатель огромных крыльев держал в руке какую-то вещь… какой-то предмет… — Он невольно понизил голос.
— Нож, — закончил за него рабби Лёв. — Нож, которым он перерезал горло ювелиру Эгеру. И остальным, думаю, тоже.
В уютной гостиной раввинского дома повисла тяжелая тишина. Слова рабби Лёва вызвали у обоих гостей тягостное чувство. Ганс рассеянным жестом пригладил бороду. Майзель в очередной раз кончиком языка провел по губам.
— Совет парнасов поручил мне просить вас, рабби Лёв, о помощи, — сказал он.
Рабби Лёв нахмурился.
— Я уже сказал… — произнес он, но вдруг замолчал. — Погодите, — лицо его выразило величайшую степень удивления, — погодите… Не думаете же вы… Это из-за крыльев, да? То есть из-за разговоров о крыльях?