«Все это время ты полагал, что существует целый пласт явлений, невыразимых по своей природе, — но вдруг кому-то удалось их передать… Читая некоторые эпизоды „Улисса“, чувствуешь, как сознание Джойса и твое сливаются воедино, и понимаешь, что он знает о тебе все, хотя никогда не слышал твоего имени».
Пока Джойс писал свой шедевр, Дэвид Лоуренс (1885–1930) разжигал огонь собственной революции. Его работы тоже казались многим непристойными — их называли безнравственными, развращенными, посвященными «грязным носовым платкам». Оригинальной чертой его романов была его одержимость идеей важности секса, прикосновений одного человека к другому, физической близости — он стремился перенести акцент на тело в противовес чрезмерному, на его взгляд, вниманию, которое западная культура уделяла сознанию.
Его роман «Сыновья и любовники» вышел в 1913 г., не вызвав нареканий у цензоров. Будь он опубликован в том виде, в котором изначально замышлялся автором, объем текста составил бы почти пятьсот страниц — очень плохая идея с коммерческой точки зрения. Первое издательство, с которым Лоуренс сотрудничал, Heinemann, отвергло роман как неструктурированный и слишком откровенный, поэтому Лоуренс переписал его и отправил своему другу Эдварду Гарнетту, рецензенту издательства-конкурента Duckworth. Тот переработал и выкинул некоторые куски, сократив рукопись почти на сто страниц. Лоуренс страшно огорчился, но у него не было ни гроша в кармане, так что он находился не в том положении, чтобы отстаивать собственное видение.
Интересно посмотреть, что было вырезано и по какой причине. В оригинале, когда протагонист романа Пол Морел и его подруга Клара резвятся на побережье Линкольншира, он целует «две белые, блестящие окружности, которые она прижимала к себе руками». После правки Гарнетта Пол просто целует «ее». Гарнетт также урезал последующий эпизод, где Пол держит груди Клары в ладонях «как крупные плоды в чашах». Когда Пол вступает в связь со своей второй пассией, Мириам, и впервые видит ее обнаженной, «он и не представлял, что бедра могут быть такими прекрасными». Гарнетт, решивший, вероятно, что Пол вряд ли мог бы в действительности обратить внимание на бедра и что это, скорее всего, эвфемизм, заменил «бедра» на «тело». Его поправки пошли роману на пользу, и Лоуренс позднее и сам оценил это — в итоге он даже с благодарностью посвятил книгу Гарнетту.
Проблема в том, что при всей душевной глубине Лоуренса его описания секса могут показаться дидактичными, чрезмерно экспрессивными, эмоционально сырыми и порой даже неумышленно комичными. Они выбиваются из текста. Выкидывать подобные эпизоды не всегда лучшее решение — в этом редакторы тоже могут ошибаться. Но остается только пожелать, чтобы другие романисты эпохи Лоуренса были хоть вполовину такими отважными — тут вспоминается комментарий Литтона Стрейчи по поводу творчества Вирджинии Вулф: «Какая все-таки жалость, что она исключает соития».