— Что с тобой? — сказал с улыбкой Пьерсон.
— Ничего.
— А вид у тебя странный. Кстати, что это у тебя с физиономией? Вроде бы следы ногтей.
— Нет, это ничего.
Майа провел ладонью по лицу.
— А где остальные?
— Верно, ты и не знаешь, — сказал Пьерсон. — Есть хочешь? Александр оставил тебе твою порцию. Не беспокойся, тебя не обойдут.
Пьерсон поднялся, открыл дверцу фургона и торжественно вручил Майа его порцию.
— Цыпленок! Ну, что скажешь? Как это тебе понравится? Цыпленок! Понимаешь, цыпленок. Это же роскошь! Цыпленок для будущих военнопленных!
— Дьери?
— Ну, а кто же еще? Кстати, знаешь, он от нас уходит.
— А-а!
— Решил все-таки попытать счастья, переодеться в штатское и спрятаться где-нибудь на ферме, когда придут фрицы.
— А когда уходит?
— Уже ушел. Только что попрощался с нами. А цыпленок, — с улыбкой добавил Пьерсон, — это его прощальный подарок. Дьери очень жалел, что тебя нет.
Майа сидел, согнувшись над котелком, и не поднял головы.
— Неправда, — спокойно сказал он. — Ничего он не жалел. Плевать ему на нас.
— Да нет же, почему ты так говоришь?
— Потому что это правда.
— Не верю.
— А я вот верю. И хочешь доказательство — я тоже плевать на него хотел.
Наступило молчание, и Пьерсон снова заговорил:
— Пино тоже уходит от нас.
— Что? — сказал Майа и перестал жевать. — И этот тоже уходит?
— Он встретил своих земляков. И теперь будет столоваться с ними.
— Ах он, сволочуга!
Говорил Майа бесцветным голосом, говорил машинально, не чувствуя злости. Вдруг чья-то тень заслонила от него солнце. Он вскинул голову.
— Смотрите-ка, — сказал Александр, — значит, аббат, ты еще здесь?
Тут только он заметил Майа.
— И ты здесь, щучий сын! Здесь, так тебя так, щучий сын! Здесь, так тебя, разэтак, щучий сын! Здесь, так тебя, переэтак, щучий сын!
Пьерсон с видом знатока слушал, склонив голову к плечу.
— Недурно! — одобрил он своим нежным голоском. — Совсем неплохо. Разве что не мешало бы чуточку поцветистее…
Александр поглядел на Майа, и его гнев сразу остыл.
— Да что это с тобой такое? Весь исцарапан. Ну и рожа у тебя. Что стряслось?
— Ничего, — сказал Майа.
И вдруг закричал:
— Ничего! Слышишь! Ничего!
— Ну, ладно, хочешь молчать — молчи, никто тебя не неволит, — сказал Александр. — Черт бы тебя побрал! С чего это ты на целый час опаздываешь? Мы уже думали, тебе каюк. Да говори же, черт, отвечай! — И добавил, помолчав: — Отвечай, когда с тобой разговаривают!
— Я ем!
— Ладно, — сказал Александр.
Он поставил флягу на землю у ног, закурил сигарету и сел, демонстративно повернувшись спиной к Майа.
— Тебя, аббат, руганью не прошибешь, ты у нас в этом отношении свободомыслящий какой-то.