— Слушай!
Она не шелохнулась. Тоненькая, хрупкая! А ему казалось, будто он с размаху налетел на скалу. Он снова повторил: «Слушай!» — подождал с полсекунды и сухо добавил:
— Я на тебе женюсь.
Она вскинула глаза:
— Неправда.
Он грубо схватил ее за плечи.
— Нет, правда. Правда. Слышишь? Правда. Я на тебе женюсь.
Она опустила голову, и теперь он не видел ее лица.
— Сейчас, сразу?
Он еле сдержал приступ дикого смеха,
— Как только можно будет.
Она упрямо не подымала опущенной головы.
— Ну что, пойдем? — спросил он.
— Нет.
Он выпустил ее, бесцельно прошелся по комнате, потом присел на кровать, обхватив голову руками.
— Что ж, хорошо, — сказал он еле слышно, — я ухожу.
Секунда прошла в полном молчании. Потом Жанна шевельнулась. Сделала два шага и села на кровать рядом с Майа. Сидела она в спокойной мирной позе, сложив руки.
— А вы далеко собираетесь уйти?
Он хохотнул.
— Далеко уже не уйдешь.
— Но когда немцы придут, они заберут вас в плен.
— Я переоденусь в штатское.
— А-а, — протянула она.
Казалось, она о чем-то размышляет.
— Но когда немцы придут сюда, бомбежки больше не будет?
Он снова коротко рассмеялся.
— Конечно, не будет.
— Тогда, — рассудительно заметила она, — если вы боитесь бомбежки, уйдите пока, а когда немцы придут, вернетесь.
Он уставился на нее и с минуту глядел не отрываясь.
— В сущности, — сказал он свистящим шепотом, — ты уже решила задачу: и дом сохранишь и мужа приобретешь.
Она тоже вскинула на него глаза:
— Разве вы не сможете вернуться, когда здесь будут фрицы?
Он захохотал, но в глазах у него застыл гнев.
— О, конечно, конечно, — сказал он. — Еще бы не смогу!
— Тогда почему бы вам этого не сделать?
— Хватит, — крикнул он, — хватит. Христа ради, замолчи!
Он вскочил с постели.
— Ну, — яростно сказал он, — идешь?
Он стоял у изножья постели. И смотрел на нее. Она выставила вперед подбородок, лицо у нее было спокойное, замкнутое. Потом словно кто-то внезапно совлек с ее лица маску взрослого человека. Лицо обострилось, стало с кулачок, застыло, смешная детская гримаска скривила губы, глаза со страхом уставились на Майа, будто он грозил ей пощечиной, и он невольно улыбнулся, подумав, что превратился в усатого папашу, распекающего дочку. Жанна отвела от него взгляд. Лицо ее приняло какое-то отрешенное выражение, она, казалось, ушла в себя. И в ту же минуту она повалилась на постель как сломавшаяся марионетка. Майа даже не шелохнулся. Он смотрел, как подпрыгивают от рыданий ее хрупкие плечики. «Но ведь это же девчонка», — с удивлением подумал он. Шли секунды.
— Ну, решилась?
Снова наступило молчание, и длилось оно долго. Потом она проговорила тихоньким детским голоском: