Фисюн тем временем трубил:
— Гей, хлопцы! Кибитуйте, що за люди з нами! От, товарищ капитан. Пишлы наши справы вгору!
«Кибитуйте», как я тут же убедился, было любимым словечком Фисюна. Смысл его зависел от интонации: в одном случае оно заменяло слово «соображайте», в другом — «действуйте», могло также означать и вопрос.
Хлопцы между тем приводили себя в порядок: одни умывались, другие кончали чистку оружия. Перед пылающей печью позвякивали рогачами хозяйки — мать с дочерью.
Минутой позже Фисюн позвал всех к столу.
— Хлопотливый ваш батько, — сказал я курившему у порога партизану со скуластым монгольским лицом, которого звали Лесненко.
— О, это партизан еще с гражданской войны! Еще с Николаем Щорсом громил Петлюру. Председателем большого колхоза был и член райкома, — с уважением отозвался Лесненко.
— Вон директор Эсманской школы — Забелин, те двое — Лущенко и Хомутин — председатели сельсоветов, а в очках — редактор районной газеты — Халимоненко, Дегтярев — уполномоченный заготовок, я — председатель сельсовета. Словом, сельский актив. Из военных же — двое: старший лейтенант Иванов и лейтенант Фильченко. Да на постах трое, только вчера прибыли.
— К сниданку, хлопцы, к сниданку! Подавай, Васильевна, — командовал Фисюн.
На двух сдвинутых столах уже дымился чугун с картошкой, шипел противень с салом. Фисюн, работая ножом, раскраивал каравай хлеба.
— Ну, вже? — оглядел он застолье, подсчитывая глазами собравшихся.
— От, вже — я тринадцатый! — довольно осклабился он и повел мохнатой седой бровью.
— Вот по маленькой бы, — мечтательно вздохнул Фисюн и придвинул к себе противень: — Я буду исты сало, а вы — хлиб та бараболю… щоб скорише було, — и принялся уплетать кусок сала.
— Зато как поедем отсюда, — отозвался в тон ему Лесненко, — так ты, Порфирий Павлыч, садись на сани без коней, а мы верхом уедем, — щоб скорише було!
Баранников прыснул.
Фисюн старался не терять нас, новичков, из виду и все приговаривал:
— Вы, хлопцы, кушайте, да брехунов не слушайте, их тут, краснобаев, богато. Вси — ударники мягкого металлу: кто по хлибу, кто по салу. Не отставайте од мене. Добре мы знаем, як вам приходилось, сами горе половником хлебали.
Фисюн ведал при отряде хозчастью. Во дворе стояли две накрытые брезентом фуры. Это были большие дощатые ящики, приспособленные для перевозки зерна, обычно называемые в колхозах бестарками. Теперь бестарки, укрепленные на дубовых подсанках, были заполнены сухарями и салом.
— Смотри, Коля, — сказал я Баранникову после обеда, — это вот, наверное, и есть те танки, о которых говорил нам Артем!