Слушая длинный список претензий и просьб, я уныло шагал по палатам. Потемневшие лица бойцов с тоскливыми, глубоко запавшими глазами, бред тяжелобольных и раненых, духота и спертый воздух — все это производило тягостное впечатление.
За окном трепыхались на ветру бинты, до дыр простиранные, побуревшие от йода и бесчисленных перевязок.
Подписав разверстку на мягкий инвентарь и продовольствие, я вышел на дорогу, где ожидал меня Баранников, сидевший на облучке легких саней.
— Михаил Иванович! Вон еще раненых привезли! — он указывал на обоз, запрудивший главную улицу. — Уже с полчаса их на улице держат. Безобразие! Хоть бы в квартиры внесли!
Мы поехали к обозу.
— Эй, чей обоз? — крикнул Баранников издали.
Ездовой, неторопливый дядько, нехотя ответил:
— Наш, глуховский.
— Почему морозите раненых? — не останавливаясь, спросил его я, но ездовой молчал, словно не слышал.
Мы проехали дальше, оглядывая накрытые дерюгами и окровавленной одеждой розвальни.
Длинной колонной вдоль всей улицы стоял санитарный обоз. От лошадей валил пар. Озябшие ездовые ушли греться. Лишь в середине обоза стояли и дымили цигарками два партизана.
— Почему тут остановились? — спросил я, придержав лошадь.
— Где приказали, там и остановились, — ответил бородач, одетый в грубошерстный зипун.
— А кто командир ваш?
— Кульбака. Из Глуховского мы. Побитых сюда приставили… на похороны…
— Убитых? — переспросил я, думая, что ослышался.
— А как же, — вмешался второй партизан, — нужно как у людей. В бою хлопцы загинули, не в поле же их кидать… Пускай лежат тут в земле — около боевых товарищей.
— Я спрашиваю вас: весь обоз с убитыми?
— Весь, весь, как один! Наших более двадцати, а там лежат эсманцы, на пять подвод поклали. В ночи, в Хомутовском районе, — продолжал словоохотливый глуховчанин, — такое было! Эсэсовцев душ восемьсот срезались с нашими… Мы им всыпали!
Я погнал Орлика в конец улицы, туда, где стояли эсманские подводы.
Речь шла о второй группе эсманцев, которой командовали лейтенант Цымбалюк, мой товарищ по службе в армии, и его комиссар, директор эсманской школы Забелин. Вторая группа эсманцев выделилась из моей группы и формировалась здесь, занимая квартиры поселка при винокуренном заводе. Позавчера весь этот отряд, насчитывающий более двухсот партизан, ушел вместе с глуховчанами на оборону восточного направления, под Хомутовку, имея задачу занять село Старшое.
— Где Цымбалюк? — спросил я у Талахадзе, знакомого мне партизана второй группы.
Свесив черный чуб, Талахадзе дремал, опершись на передок саней.
Когда я повторил вопрос, партизан проснулся.