В общем, ничего я не узнал, ни от родни, ни от знакомых, ни от соседей.
Тогда начался другой мрачный пласт моей жизни. Это уже было не отчаянье и не скорбь, хотя и они не ушли совсем. Это был гнев, вымещал я его на ком ни попадя. Доставалось всем. Друзья терпели, знакомые перестали звонить и даже узнавать. Дошел я и до того, что решил жестко расспросить следователя. Мне было необходимо узнать, кто его запугал и ради кого это было сделано. Но и из этого ничего не вышло, теперь я этому рад, а тогда был в ярости. Следователь переехал в другой город и найти я его тогда не смог Через годы я смог узнать, что и он погиб в странной аварии в Балаково, где жил и работал.
— Из этой эпохи почти ежедневного насилия с вечными драками и попытками с помощью запугивания узнать от тех, кто по моему мнению мог знать хоть что-нибудь, из этого беспредела меня вытащила Наташа. Она сломала замки в моей квартире, когда я где-то шлялся и забрала меня к себе жить. Тогда она жила в большой старой квартире на Крюковом канале вдвоем с бабушкой Анастасией Петровной, которой было за восемьдесят и она постоянно болела. Постепенно мне стало легче, обстановка мне уже не напоминала о прошлом, все мои закидоны Наташка вытерпела, все поняла и все простила. Я успокоился и начал постепенно возвращаться. Она же потащила меня в церковь и это тоже помогло, тогда это было для меня нечто чужое и непонятное, но сама возможность выражать скорбь в некоей всем понятной и традиционной для России форме помогаем многим, помогла и мне. Панихида, свечка за упокой, краткая молитва. В церковь я старался приходить, когда там почти никого не было. Запах ладана, тишина, догорающие свечи в темнеющем храме это успокаивает. Восстановился я настолько, что попытку каких-то мутных функционеров из городских служб сдать меня в детский дом и забрать квартиру я отбил уже легко и даже с юмором. Немного черноватым, но все же. Все пятеро потерпевших остались живы и здоровы, немного напуганы и чуть менее обеспеченные финансово они легко, на мой взгляд, отделались. Хотя из Питера уехали все. Никакого криминала, но постоянное давление на психику, слежка и сбор информации. Даже шантажа не потребовалось, было даже весело настолько, что я мысленно называл себя внуком Остапа Бендера, много в том нашем деле было общего с классикой жанра. Делал я это не один, найти тех, кто ранее пострадал от этих вымогателей было просто — примитивный поиск в сети, где они возмущались людьми с интересующими меня конкретными фамилиями и должностями. У нас даже группа получилась и название "Внуки Бендера" всем в ней понравилось и сама деятельность в этом направлении — тоже, но это уже другая история. Тогда я понял, что люди берущие взятки и совершающие такие, незначительные на их взгляд преступления очень чувствительны к информации о них. Если собрать такую информация тщательно и грамотно, то они попадают в зависимость от обладателя таких знаний. Постепенно начинают нервничать и делать ошибки. У всех людей есть круг знакомых, друзей и родственников и выглядеть в их глазах мерзавцем не хочет никто. Тех, кто помогает избавиться от проблем не очень любят, но уважают и услугами таких людей всегда пользуются. Понимание этого нас обогатило. Не в этот раз и не сразу, но это в нашей стране, при почти стопроцентной коррупции — золотое дно.