- И ворье.
- Кто ж ворует-то, бабы?
- Если бы бабы, а то мужики.
- Вот гады! - в искреннем возмущении солдат качнул раненой рукой. - Мы там головы под мины суем, а они…
- Не велика новость, но говорю, что есть, - Корней Павлович насупился. - А у меня восемь девок, один я.
Кивнул на дверь, где совсем уж некстати дежурная пробовала какую-то песенку.
- Могу я послать ее на задержание преступников?
Павел тревожно свел брови:
- Неважные у тебя, начальник, дела.
- Это с одной стороны, - продолжал Пирогов. - Жалко девчат. А с другой - если не прижать тех сволочей, не дадут они людям покоя. Хоть - круть, хоть - верть.
Козазаев неторопливо вынул из кармана брюк кисет, привычно, одной левой распустил тесьму.
- А зачем ты мне все это рассказываешь? - спросил вдруг. - Точно я дурак какой, ничего не понимаю, или гадина, что не хочет понять. Валяй дело.
Присев на край стола, Корней Павлович собрался было в деталях выложить свой план, как вдруг увидел листок бумаги для самокрутки в пальцах солдата. В уголке его парой блошек темнели цифры страницы. Выше, через белое поле шли строчки узких, точь-в-точь как на «бычке», букв.
Неужели?
Он даже поморщился от своей поспешности: сходство шрифта ни о чем не говорит. А то, что книги часто идут на самокрутки и пыжи, вполне естественно - не хватает газет.
- Так ведь приказать я тебе не могу, - рассеянно заговорил Пирогов. - Сам-то когда сможешь? Чтоб я мог рассчитывать на тебя полностью. Дело наше не простое, а ты больной…
Солдат покусал краешек бумаги, послюнявил, прижал самокрутку к подвешенной руке, ловко склеил, сунул в рот. Корней Павлович внимательно проследил за его действиями, силясь заглянуть под цветастый платок. В какое-то мгновение он утратил интерес к своему предложению. Книжный лист со строчками узких букв гипнотизировал, отгораживал от всего прочего.
- Подумать дашь? - сказал Козазаев.
- Конечно. Такие вопросы не решаются с наскока. Три дня хватит?
- Пожалуй!
Козазаев поднялся, чутьем поняв, что разговор почему-то не получился.
- Вы, товарищ лейтенант, - Козазаев перешел на «вы», - не сердитесь на меня. Подружка она моя, Варька-то, - кивнул на дверь. - До армии еще дружили. Не война - под одной крышей жили бы теперь.
- Да, да… Понимаю…
Корней Павлович вплотную подошел к солдату. Так и подмывало спросить о бумаге прямо. Снизу вверх глянул в открытые глаза, потом на самокрутку.
С ума сойдешь!
Солдат проследил за его взглядом, понял по-своему.
- Курить?
- Если не жалко.
- Бери, - протянул он кисет.
Корней Павлович вынул сложенную книжкой бумагу, оторвал листок, зацепил щепоть махорки.