Они окрыли дверь в просторную квартиру, гудевшую голосами большого числа людей. Их постоянная горничная и еще одна, специально нанятая для такого случая, суетились в столовой, расставляли хрусталь, столовые приборы и фарфор. В гостиной высокий, худой, сутулый человек со скрипкой и смычком стоял спиной к дверям и играл какую-то мелодию, незнакомую Пино. Человек сфальшивил и перестал играть, тряхнув головой.
– Папа? – тихо позвал Пино. – У нас что-то случилось?
Микеле Лелла опустил скрипку и повернулся, прикусив щеку. Ответить он не успел – в коридор из кухни выбежала шестилетняя девочка. Младшая сестра Пино, Сиччи, остановилась перед ним и спросила:
– Пино, где ты был? Мама тобой недовольна. И тобой тоже, Миммо.
Пино проигнорировал ее – все его внимание было теперь приковано к локомотиву в переднике, пыхтя и неотвратимо надвигающемуся из кухни. Он мог поклясться, что видел дым, выходящий из ушей матери. Порция Джемма была не менее чем на тридцать сантиметров ниже старшего сына и килограммов на двадцать легче. Но она подошла к Пино, сняла очки и потрясла ими перед его носом.
– Я тебя просила быть дома в четыре, а сейчас четверть шестого, – сказала она. – Ты ведешь себя как ребенок. Я в большей мере могу рассчитывать на помощь твоей сестры.
Сиччи задрала нос и кивнула.
Несколько мгновений Пино не знал, что сказать. Но тут вдруг его посетило вдохновение: взгляд у него стал беспомощный, он согнулся и ухватился руками за живот.
– Извини мама, – сказал он. – Я что-то съел на улице. У меня началось расстройство, а потом нас застала гроза, и мы были вынуждены переждать у дяди Альберта.
Порция скрестила руки на груди, вперила в него взгляд. Сиччи приняла такую же скептическую позу.
Мать перевела взгляд на Миммо:
– Это правда, Доменико?
Пино настороженно посмотрел на брата.
Миммо кивнул:
– Я ему говорил, что у сосиски сомнительный вид, но он меня не послушал. Пино в три кафе забегал в туалет. А в магазине у дяди Альберта был полковник из гестапо. Он сказал, что они занимают отель «Реджина».
Мать побледнела:
– Что?
Пино скорчил гримасу, согнулся еще сильнее:
– Мне нужно выйти.
Сиччи подозрительно посмотрела на него, но гнев матери сменился тревогой.
– Иди, иди! Только руки потом не забудь помыть.
Пино поспешил по коридору. И услышал голос у себя за спиной:
– А ты куда, Миммо? У тебя же нет расстройства.
– Мама, – жалобным голосом сказал Миммо. – Пино все всегда сходит с рук.
Пино не стал ждать ответа матери. Он пробежал по кухне с ее невероятными запахами, поднялся по лестнице, которая вела на второй этаж квартиры и в ватерклозет. Он посидел внутри десять убедительных минут, отданных без остатка воспоминаниям об Анне, в особенности тому, как она удивленно посмотрела на него, перейдя трамвайные пути. Его щеки покрылись румянцем, он чиркнул спичкой, чтобы прикрыть отсутствие дурного запаха, а потом улегся на свою кровать и включил приемник, настроенный на волну Би-би-си и джазовую программу – Пино не пропускал ни одной.