Приднестровская республика проявила изрядную стойкость и выиграла войну. Сложнее оказалось выиграть мир. Приднестровье осталось непризнанным государством со всем букетом проблем, сопутствующих такому статусу. Почти все жители имеют молдавские, российские или украинские паспорта. Однако Приднестровью удалось сохранить основные производственные мощности Советского Союза. В республике поддерживается хрупкий баланс между интересами власти, бизнеса и граждан, за счет чего непризнанное государство держится на плаву до сих пор.
Приднестровский конфликт стал хрестоматийным примером «конфликта без особых причин». В реальности лишь меньшинство молдаван жаждало присоединения к Румынии, и уж точно никто не хотел воевать и умирать во имя такой странной цели. Русскоговорящих в стране было достаточно много, чтобы учесть их интересы и не заниматься сомнительными экспериментами в области национального строительства. Постфактум действия молдавских властей выглядят просто помрачением рассудка: в принятии безумного языкового закона не было никакой нужды, зато сотни тысяч людей — население самого промышленно развитого региона — сразу оказались вытолкнуты во враждебный Кишиневу лагерь. В наше время, когда раны войны уже почти зарубцевались, отношение к официальному Кишиневу в Тирасполе по-прежнему холодное.
Молдавский политолог Валерий Осталеп грустно замечал:
«У нас есть небольшая группа — процентов семь от избирателей — ярых румынских националистов, тех, у кого единственный категорический политический взгляд — это объединение с Румынией. Они воспринимают Приднестровье как образ врага, России. Унионисты — самые крикливые в этой стране, они истеричные. И орут они с 1989 года, когда начался этот конфликт, как правило, это одни и те же фигуры. Даже меня, живущего в Кишиневе (я коренной молдаванин) возмущают эти действия, но для людей, проживающих в Приднестровье, это вообще “А зачем нам это надо?”, “Мы это уже проходили”, “А вдруг в один день…”. И вот этот крик — практически единственный для людей из Приднестровья».[24]
Депутат первого молдавского парламента Андрей Сафронов разводил руками:
«Избежать столкновения было невозможно. Виной тому было отсутствие политической культуры и желания идти на компромисс. Когда начались бои в Бендерах, уже не стоял вопрос, насколько это оправданно, — события приобрели лавинообразный необратимый характер».[25]
В итоге на стороне Приднестровья воевали даже многие местные молдаване, включая первого командующего Республиканской гвардией Стефана Кицака. Националистический угар мало у кого вызывал восторг. Однако произошло то, что произошло. В Молдавии не привыкли к вооруженному насилию, последняя война, которую видели в этих краях, — Вторая мировая. Поэтому первые же выстрелы и первые погибшие вызвали глухую ярость не только у политических активистов, но и у обычных обывателей, на чьи головы посыпались ракеты «Градов». После того как в результате конфликта между Молдовой и Приднестровьем потекла кровь, говорить о счастливом будущем в рамках общего государства стало просто глупо. Интересно, что в современной Молдове прекрасно понимают, что поход на Гагаузию, стрельба в Дубоссарах и штурм Бендер были «не вполне изящны» в качестве попыток научить любить новую родину. Правда, эти инциденты рассматриваются теперь как провокации, якобы организованные Москвой, на которые поддались доверчивые молдавские политики.