– Шестьдесят тысяч, – скорбно констатировал фра Пруденте.
– Молодец, бухгалтер, – похвалил Петр. – А теперь будь ласка, гроши на бочку и я мигом вручаю тебе обоих пленных, завернутых в подлинник долгового обязательства старого хитрого жида Овадьи, и мы расходимся, как в море корабли. Понимаю, ты будешь по мне скучать, но не горюй, мир тесен, глядишь и встретимся где-нибудь в Андалусии, Париже или близ Кенигсберга. Прикинь, святоша, варьете «Дойчланд золдатен», юные эсэсовки в янтарных бусах и красных галстуках пикируют, шо мессершмиты на наши колени, а на столе чего только нет. И шнапс с копченым салом, и ёрш из русского самогона с баварским пивом под пиццу с мацой, – он застонал от удовольствия. – Короче, сплошная кошерная пища, проверенная семью раввинами и пятью брахманами в спецлаборатории НКВД…
– У нас нет столько флорин, – перебил доминиканец, зло глядя на Сангре.
Ох, с каким бы наслаждением он сунул ногу этого наглого негодяя, смеющего перечить святой инквизиции, в испанский сапожок и, не доверяя никому, собственноручно принялся бы закручивать винты. Медленно. Очень медленно. Фра Пруденте чуть не застонал от наслаждения, почти слыша, как хрустят косточки на фалангах пальцев его наглого собеседника, как лопается кожа и начинает сочиться кровь…
Увы, в реальности все обстояло иначе, и он уточнил:
– У нас нет ни половина, ни четверть, ни даже десятый часть.
– А каким местом ты раньше думал?! – возмутился Петр. – Сам виноват! Где это видано, затевать такое большое дело и без начального оборотного капитала. Ты ж, зараза, получаешь дикую прибыль, на каждый флорин цельных двадцать! Да у нас за такой навар любой олигарх без раздумий и маму в публичный дом сдаст, и родину продаст, и сам в гомосяку или трансвестита переквалифицируется! Короче, ищи, где хочешь. Встретимся, когда найдешь, не раньше, – он решительно поднялся со своего стула, но тут же, досадливо хлопнув себя по лбу, спохватился и обратился к монаху. – Ах да! Мы ж еще не порешали с тобой за Изабеллу!
«Вот оно! Выкупить захотел! Похоть обуяла! Ну-ну! Теперь у нас с тобой иной разговор пойдет, куда веселее!» – мелькнуло в голове фра Пруденте. Он с наслаждением откинулся на своем стуле с высоким подголовником и надменно уставился на Сангре даже не пытаясь скрыть злорадной ухмылки…
Молчал инквизитор недолго – уж очень хотелось поскорее отыграться за пережитые унижения. Недолго думая, он заявил, что цена сей злокозненной еретичке не меньше ста тысяч флоринов. Да и за слугу ведьмы, с учетом ста тридцати загубленных им детских христианских душ, надо уплатить по крайней мере тринадцать тысяч флоринов, а меньше никак. Без того получается очень дешево: всего по сотне золотых за каждое умерщвленное им христианское дитя.