Друзья постояли в нерешительности, гадая, что ответить. Вообще-то Гедимин посоветовал в пути не больно-то распространяться о том, кто они такие. Вот доберутся до Твери, предстанут перед самим князем, тогда пускай он сам решит, а пока молчок. До города они вроде бы добрались, но Михаилу Ярославичу не представились, а потому…
– Поклон передать хотели от литовского князя, – нейтрально ответил Петр. – Ну а коль кланяться некому, мы вдругорядь заглянем.
– Как знаете, – пожал плечами ратник и посоветовал. – Ежели что, княжич Димитрий к вечеру возвернется, можно к нему. А коль чего спешное, могу боярам набольшим про вас сообщить. Они ж туточки все.
– И Кирилла Силыч здесь? – загорелся Сангре.
– Не-е, он вместях с князем укатимши. Зато иных прочих в тереме с лихвой. Ежели считать – перстов не хватит. Из на́больших Ляксандра Маркович, Викула Гюрятич, Онтип Лукинич…
– Ладно, пускай сидят, – перебил Петр. – Потерпим. А ты подскажи, где бы нам разместиться?
Ратник хмыкнул.
– Постоялый двор что ли?
– Нет, старина. С этим у нас порядок, и с ночлегом в ближайшие дни проблем нет, – пояснил Сангре. – Но мы собираемся зависнуть здесь всерьез и надолго, поэтому хотели прикупить домик.
– Но попросторнее, – встрял Улан.
Вислоносый угрюмо покосился на его скуластое лицо, посопел и съязвил:
– Да у нас тут любой поболе чем твоя юрта.
Сангре мгновенно оттеснил плечом зло вспыхнувшего друга и миролюбиво произнес, поучительно заметив ратнику:
– Земелька черная, а белый хлеб родит. Это я к тому, что ты своей выгоды не видишь, а ведь мог бы серебра, а то и золота срубить по-легкому.
– А сколь дашь? – оживился тот.
– Внакладе не останешься, – и Петр для наглядности извлек из кармана золотой флорин, продемонстрировав его вислоносому. Но, подметив по жадному блеску в глазах собеседника, что пообещал слишком щедрую плату за посреднические услуги, торопливо уточнил: – Это в случае, если хоромы нам подойдут. Ну и если хозяева нам их продадут.
– О том мог бы и не сказывать, – чуть разочарованно проворчал ратник и, попросив чуть подождать, пока он подыщет себе подмену, исчез в глубине двора.
Через десять минут уже три всадника, вернувшись обратно через городские ворота, неторопливо ехали по одному из посадов и вислоносый, назвавшийся Пушатой, на все лады расхваливал стоящие чуть ли не у самой Тверцы серые двухэтажные дома. Однако вид их пришелся друзьям не по нраву.
Вот оно, счастье блеклое,
Вот она, радость хилая.
Мир разгорожен окнами,
В серости жизнь унылая…
[38]выразительно прокомментировал Петр, презрительно глядя на третий по счету домик, предложенный Пушатой. – У нас в Одессе такие хлабудой называют, – подвел он итог.