».
– Лучше приходи за нею сам, – вырвалось у Изабеллы.
– Как получится, – слабо улыбнулся Эксемен. – Но если со мной что-то случится, больше года моего посланца не жди – опасно. Сейчас пытки в Арагоне запрещены, да и инквизиторов к нам пока не подпускают, но ходят слухи, что… – он замялся, явно не желая пугать сестру и закончил обтекаемо. – Словом, все может измениться. А потому выжди год, от силы полтора, и беги, причем чем дальше, тем лучше. Желательно, в те края, куда не сможет дотянуться ни французский король, ни римский папа.
– А как мне быть с…
– Вместе с заемным обязательством, – перебил он ее, – в ларце лежит послание от великого магистра. Можно сказать, его завещание. Считай его моим прощальным заветом тебе.
Этот разговор состоялся во время их последнего свидания. Больше ее к нему не пустили – Эксемен как в воду глядел, предрекая появление в Арагоне специальных папских инквизиторов. И сразу после их прибытия летом 1310 года режим содержания арестованных тамплиеров резко ужесточился, ибо первое, о чем они попросили короля, так это заковать узников в цепи. Король Хайме пытался противодействовать, но когда Климент весной следующего года потребовал выдать обвиняемых «монаху-пытателю», Хайме вынужден был отступить. Эксемен стал одной из первых жертв.
Изабелла ослушалась брата и ждала его посланца гораздо дольше указанного срока – почти два года, но тщетно. Тогда она извлекла из тайника послание великого магистра. В нем Жак де Моле, обращаясь к Эксемену, писал: «Доверяю тебе, брат мой, сохранить это долговое письмо до возрождения нашего братства, после чего надлежит вернуть его мне, а в случае моей смерти передать его вновь избранному главе нашего ордена. Если же время возрождения замедлит со своим приходом, то через десять лет ты вправе воспользоваться всем золотом по своему усмотрению. Однако при этом ты должен исполнить два моих условия.
Первое состоит в том, чтобы ты отыскал для братьев-тамплиеров такую землю, где они окажутся в полной безопасности, использовав для ее поисков столько золота, сколько будет необходимо.
И второе. Мне не верится, что французский король Филипп окажется столь злобен и неблагодарен, ведь наш орден не раз выручал его из бед, занимая деньги или давая надежное укрытие. Равно мне не верится и в то, что римский папа Климент V согласится безропотно отречься от своих преданнейших слуг и ничего не сделает ради спасения ордена. Но коль таковое случится и мои самые худшие опасения оправдаются, сделай все возможное и невозможное, дабы ни одно денье из наших сокровищ не досталось ни им, ни их преемникам, ни прочим монархам, кои примут участие в гонениях на нас».