Изабелла собралась было уехать, но тут оставшихся в живых арагонских тамплиеров оправдали и она, обрадовавшись, отложила отъезд, вновь настроившись на ожидание. Но шли месяцы, миновал год, а в доме девушки так никто и не появился. По всей видимости, Эксемен то ли не успел никому доверить свою тайну, то ли этого человека тоже не было в живых…
И тут до нее дошли слухи, что выпущенным на свободу орденским братьям вновь начинают предъявлять обвинения в ереси. Заподозрив недоброе, она ценой различных ухищрений выяснила, что обвиняют именно тех, кто хотя бы недолго, но общался с де Лендой или сидел с ним вместе в одной камере. Стало понятно, что ее дальнейшее пребывание в Барселоне слишком опасно.
– О моих дальнейших скитаниях, по-моему, нет нужды рассказывать, – вздохнула Изабелла. – Думаю, здесь, – и она с ироничной усмешкой кивнула на листы, – все написано.
– Вы умны, но допустили одну ошибку, – медленно произнес Петр. – Впрочем, я полагаю, лишь острая нужда в деньгах заставила вас обратиться к Овадье.
– У меня действительно не было другого выхода, – подтвердила Изабелла. – Рыцарские доспехи для кузена стоили очень дорого, конь тем паче.
– А зачем вы вообще взяли его с собой?
– Полагаете, мне следовало оставить его на растерзание инквизиторам? Достаточно моего дяди, который был ни в чем не виноват. Или вы всерьез думаете, что его убили за колдовство? Не спорю, возможно, они и поверили бы, что Бонифаций ни при чем, но…
– Да, мы успели вовремя, – мрачно подтвердил Петр. – Ему и так здорово досталось, а после того, как они бы привезли вас к нему или его к вам, думаю, пытки возобновились.
– Вот, вот. А кроме того я опасалась, что Овадья, зная о роспуске ордена, может…
– Вы ж говорили о том, что он жутко честный, – напомнил Сангре.
– Любая честность имеет свои пределы, – вздохнула Изабелла. – У кого-то это пара турноз, у других десяток золотых флоринов, у третьих несколько десятков тысяч серебряных марок.
Пару раз в разговоре с купцом Изабелле показалось, что тот с куда большим удовольствием отказал бы ей вовсе. Не собираясь испытывать судьбу, она на всякий случай намекнула, что за ее спиной стоят уцелевшие тамплиеры и флорины она получает не для себя, а для них. Далее последовал многозначительный взгляд, устремленный в сторону стоящего на улице Бонифация. Конечно же это был блеф, но весьма правдоподобный, ибо Овадье и самому было хорошо известно, что в германских землях к тамплиерам отнеслись не столь сурово, как во Франции, а многих, равно как и в Арагоне, вовсе выпустили из тюрем. Словом, особых проблем с получением золота, благо, она скромно запросила всего часть скопившихся процентов, у нее не возникло.