— А это и есть школа, — сказал Стахов, вылезая из машины. — Только намного лучше.
«Да здесь почти вся мытищинская администрация», — огляделся я.
— По коммуникациям договорились? — спросил Стахов Семенова.
— Все в порядке, — кивнул тот. — В школу зайдем?
— А как же.
Семенов был крупный, но двигался легко. В глаза прежде всего бросались стрижка «ежиком» и легкая хромота. Я знал, что в молодости ему ампутировали ступню: то ли под машину попал, то ли неудачно спрыгнул с трамвая, причем случилось это во время войны.
— Компьютеров хватает? — спросил Стахов, заглянув в один из классов.
— Хватает, — сказал Семенов. — У каждого ученика свой монитор. Пусть учатся.
— Правильно, — кивнул глава, — нужно поднимать средний уровень. Здесь, правда, он далеко не средний.
— Стараемся, — усмехнулся Семенов. — Учителей не хватает.
— Зарплата маленькая?
— Зарплата в нашей школе не меньше, чем у вас. Не соответствуют нашему уровню. У меня работают только лучшие.
Стахов оглянулся на своих замов, жмущихся у двери. Похоже, к лучшим он их не относил.
«Бюджет распилить много ума не надо, — согласился с ним я. — Ты вот прибыль обеспечь».
— Поехали на конюшню, — распорядился Семенов. — Сначала к маткам с жеребятами.
— А вы свободны, — посмотрел на свою челядь глава. — Нечего на кобыл глазеть.
— Пожалуй, мы тоже отправимся сразу к жеребцам, — сказал Семенов. — Жеребята легко инфекцию подхватывают.
— Это мы, что ли, инфекция?
Стахов остановился:
— Не мы с вами, но некоторые…
Глава и Семенов, не сговариваясь, уставились на меня. Я споткнулся о бордюр.
— Шучу, — усмехнулся Семенов.
Все дома в поселке были с иголочки, но конюшня и на их фоне выглядела потрясающе.
— Кто строил? — спросил Стахов.
— Немцы, — сказал Семенов. — С детства люблю лошадей.
В конюшне было чисто и сухо.
— Самые лучшие кондиционеры стоят, — кивнул на потолок Семенов. — У меня в доме таких нет.
Вкусно пахло лошадями. Мне этот запах был знаком. В детстве я несколько раз ездил верхом на лошади, правда, не вскачь. Помню, меня поразило, как высоко я оказался, вскарабкавшись на лошадиную спину. «Если свалишься — костей не соберешь», — сообразил я тогда и изо всех сил уцепился за лошадиную гриву. Волосы на ней были толстые и жесткие, и все же пучок их остался в моем кулаке, когда меня сняли с лошади.
Я понял тогда, что наездником мне не быть, и с тех пор знакомился с упоением лошадиной скачки по книгам. А некоторые из моих сверстников скакали вживую, лишь чудом не попадая прямиком с лошадиной спины в больницу. Много позже одну из наездниц я увидел в госпитале Бурденко. У нее был сломан позвоночник, и надежда на выздоровление была призрачной. А другой наездник, муж хорошей моей знакомой, и вовсе помер, сверзившись с коня.