Когда повозка пересекла Моримонскую площадь, Франческо отвел глаза от эшафота, с которого уже было убрано черное сукно, но над которым всегда возвышались колесо и виселица — красноречивые орудия казни. Навсегда эта площадь останется в его памяти такой, какой он увидел ее накануне. В глубине души он сохранит каждую черточку лица прекрасной Мари. И спокойствие овладело им, когда Франческо бросил в последний раз взгляд на могилу, где покоились Мари и ее брат.
Пока еще не занялся день, Франческо постучал в дверь палача. Этому старому и суровому человеку он передал золото, чтобы в одну из темных ночей он вынул проклятых любовников из их отвратительной могилы и перезахоронил по христианскому обычаю в месте, указанном отцом Антуаном Шаруэ.
Взошло зимнее солнце, осветив заснеженный пейзаж тусклым светом. Стоя по другую сторону подъемного моста ворот Уша, старый священник смотрел вслед удаляющемуся по Бонской дороге человеку с его маленькой свитой. И думал об этом благородном итальянце, преподавшем урок гуманности. Подняв руку, он начертал в холодном воздухе благословение, затем вернулся в город.
Как только палач Арни Синяр выполнит последнее желание флорентийца, он вернется в де Бревай и под большим секретом расскажет все мадам Мадлен, принеся хоть небольшое облегчение глубоким страданиям матери. Он вошел в первую попавшуюся на пути церковь и, рухнув на пол, долго молился и благодарил бога за милосердие, позволившее Франческо Бельтрами появиться в Дижоне именно в тот момент, когда Мари де Бревай шла на смерть. По меньшей мере, ребенок, рожденный при столь страшных обстоятельствах, избежал людской жестокости и у него есть шанс прожить счастливую жизнь…
У старика совсем не было желания пойти и посмотреть, что сталось с мессиром Рено дю Амелем. Он был в божьих руках, и наказание, наложенное на него флорентийцем, было абсолютно заслуженным.
Только на следующий день проходивший мимо старого приюта крестьянин услышал стоны и нашел полуживого замерзшего советника. Повозка, увозившая Фьору вместе с помолодевшей Леонардой, проделала к этому времени уже большой участок пути…
Часть I. РАДИ ОДНОЙ НОЧИ ЛЮБВИ. ФЛОРЕНЦИЯ. 1475 год
—Не это! И не то! А это уж никуда не годится: в нем меня уже двадцать раз видели на праздниках. О! Нет! Только не это старое тряпье. В нем я выгляжу старухой, а в этом у меня вид младенца! Поищи еще!..
Стоя в центре комнаты в одной рубашке, с распущенными по спине волосами, разъяренная Фьора производила осмотр своих платьев, которые ей доставала из больших позолоченных сундуков молодая рабыня, татарка Хатун. Разноцветные атласы, розовый, голубой, белый, черный и коричневый бархат, вышитая кисея, шуршащая тафта, затканная парча, одним словом, все, что флорентийское искусство и восточные ткани могли предложить для украшения красивой женщины, заполняло комнату. Они вылетали из сундуков, описывая в воздухе грациозную дугу, и затем ложились к ногам Фьоры, образуя на голубых цветах большого персидского ковра разноцветную сверкающую массу, увеличивающуюся с каждым мгновением, но не радующую их обладательницу.