— Вчера весь день перед зеркалом зубрил, — сказал Афиноген. — Слушай… А чего это я ему наговорил? В книжке перевода нет, может, ты знаешь?
Пока шел этот разговор, Коля и Никифоров стояли на галерее и наблюдали за Афиногеном и Марией. Коля мучился, завидовал Афиногену, но о Маше старался не думать.
— Болтают, а о деле нисколько и не думают! — сказал Коля ревниво.
Никифоров внимательно посмотрел на него:
— Втюрился?
— Кто? — покраснел Коля.
— Да уж не я, — заметил Никифоров. Маша ему самому нравилась, но он считал, что ее дворянское происхождение раз и навсегда кладет между ними непреодолимый барьер.
— Ну, и не я! — Коля покраснел еще больше. В словах и тоне Никифорова он безошибочно уловил осуждение, легкую зависть, а главное, непререкаемое требование: не имеешь права, Кондратьев. Подумай и остановись, пока не поздно!
Поняв все это, Коля спасовал. И поэтому сказал: «Ну, и не я!» Потом, много лет спустя, когда в самые трудные минуты Николай Кондратьев ни разу не позволит себе словчить, уйти от ответа, когда непререкаемая честность станет главным законом его жизни, он однажды признается своей жене: «А знаешь, — скажет он ей, — был случай, когда я едва не предал одного человека…» И жена будет успокаивать его.
Оркестр заиграл танго. К Афиногену и Марии подошел хлыщеватый завсегдатай ресторана в визитке, небрежно поклонился:
— Па-азвольте вашу мамзель на тур танго!
— Отвали… — холодно сказал Афиноген и взглянул на Машу.
Она отрицательно покачала головой: этого человека она видела впервые.
— Ага, — хлыщ в раздумье почесал переносицу. — Тогда я без вашего позволения присяду… У меня, собственно, не к вам дело, а к мамзеле. Значит, так: вы, мамзель, пока молчите — до тех пор и дышите. Понятно объяснил?
— Яснее ясного, — Афиноген схватил собеседника за воротник рубашки, притянул к себе. — А теперь — отвали, потому что я сейчас сосчитаю «раз, два», а на счет «три» у тебя в голове будет дырка. — Афиноген сунул в лицо наглеца ствол нагана.
— Уже ушел, — хлыщ ретировался.
Афиноген незаметно посмотрел на галерею. Никифорова и Коли там уже не было, и Афиноген понял, что они все видели и примут необходимые меры.
— Идемте, я провожу вас, — сказал Афиноген Маше. Вышли в вестибюль. Около медведя стоял Коля.
— Афиноген, дуй на улицу, — сказал он. — Марию Ивановну провожу я.
— Это еще почему? — обиделся Афиноген. — У меня что, нос кривой?
— Да не в этом дело, — рассердился Коля. — Приказ Никифорова. Может быть нападение, а я как-никак раз в пять посильнее. Или нет?
— Нападение? — переспросила Маша. — Я боюсь!