Отон-лучник. Монсеньер Гастон Феб. Ночь во Флоренции. Сальтеадор. Предсказание (Дюма) - страница 149

На первую страницу
Покорны бритты нам, сдались на милость галлы, Сидит в наморднике надменный Карфаген И воет на цепи, оплакивая плен.
Волчица римская, урча, грызет Египет,
Конями нашими Евфрат державный выпит.
Кто возразит тебе? Кто встанет на пути? Вчерашних бунтарей смиренней не найти. Надежда, страх, любовь или расчет бездушный — Закону твоему, о Цезарь, все послушно. Победный твой орел вознесся выше туч,
На солнце он глядит, и грозен и могуч.
Чего тебе еще, скажи мне, не хватает? Божественным тебя при жизни называют.
Нет, Цезарь, ты не прав, наказывая Рим За то, что он сумел создать тебя таким.

Лоренцино

Рим, чьим ходатаем ты рьяно выступаешь,
Не скажет так вовек, и ты об этом знаешь.
А скажет эта знать: как не глумиться ей Над именем моим и славою моей?
Ведь это мне она по дьявольскому плану На битву вывела соперника-титана;
Фарсальские поля, поверженный Помпей —
Так оскорбил я знать и стал опасен ей.
Нет, сам ты знаешь, Брут, богов священна воля: Народ наш — это я.

Комедиант

Молчи, не слова боле! Терпение богов не стоит искушать,
Знай: преступлением победа может стать…
Не смейся над врагом, ведь, пав на поле боя,
Он увлечет тебя в паденье за собою,
И призрак явится, Историей влеком,
И ляжет кровь его на твой венец пятном.
Пока твой замысел рождает лишь сомненье, Пусть боги за тебя — Катон иного мненья.

Лоренцино

Да, ненавистью ты по-прежнему богат.
И, как глашатай-раб, чей голос, как набат,
Вслед триумфатору неотвратимо мчится,
Средь криков радостных летя за колесницей, Кричишь неистово, не замедляя бег:
"О Цезарь! Помни — ты всего лишь человек!"

Комедиант

Нет, Цезарь — бог, когда вручает он народу Нетронутым его сокровище — свободу;
Но если этим он советом пренебрег И предал Рим — то он не бог, не человек,
Он лишь тиран…

(Меняет угрожающий тон на умоляющий.)

Забудь, что слышал до сих пор ты. И, если вот сейчас, у ног твоих простертый,
Я обращусь к тебе с предсмертною мольбой:
"О, римлян, пожалей и сжалься над собой!" — Изменишь замысел?.. Молчишь ты? Что такое?..

Лоренцино

Дорогу, Брут! Твой император пред тобою!

Комедиант

Умри ж, тиран!..[16]

Произнося последние слова, комедиант шаг за шагом незаметно подошел почти вплотную к Лоренцино, выхватил из-за пазухи кинжал и, распахнув плащ, нанес Лоренцино удар, который непременно оказался бы смертельным, если бы острие кинжала под одеждой герцогского дружка не наткнулось на кольчугу и не притупилось.

Тем не менее, удар был такой страшной силы, что молодой человек еле устоял на ногах.

— Ах ты, дьявол! Он в панцире!.. — вырвался возглас у попятившегося комедианта.

В ответ Лоренцино искренне расхохотался — может, впервые за всю свою жизнь — и, одним прыжком бросившись на комедианта, схватил его за горло; завязалась борьба, тем более страшная, что противники бились молча и, как нетрудно было заключить по их виду, не на жизнь, а на смерть.

Следующая страница