— Итак, твое мнение, верховный судья?
— Вот мое мнение, государь: обстоятельства этого дела необычны; дон Фернандо виноват, но есть и оправдательные причины. Он принадлежит к одной из самых знатных семей Андалусии, отец его, достойный и уважаемый дворянин, сделал все, что по обычаю может потребовать от виновника смерти семья убитого, и было бы хорошо, если б король дон Карлос ознаменовал свое путешествие по Андалусии актом милосердия, а не актом суровости.
— Таково твое мнение?
— Да, государь, — смиренно проговорил дон Иньиго, опустив глаза перед орлиным взглядом молодого короля.
— В таком случае сожалею, что отослал к тебе дона Руиса. Я сам займусь этим делом… И думаю, что решу его по совести, — заметил король.
Затем, обернувшись к группе гостей, стоявших рядом, он сказал:
— К столу, сеньоры! И не будем задерживаться! Вот мой верховный судья дон Иньиго Веласко считает, что я слишком строгий судья, и я хочу поскорее доказать ему, что я не судья, а само правосудие.
И снова обращаясь к дону Иньиго, ошеломленному проявлением могучей воли у девятнадцатилетнего юноши, едва вышедшего из детского возраста, он приказал:
— Садись справа от меня, дон Иньиго. Когда выйдем из-за стола, вместе посетим тюрьмы Гранады, и там мы найдем, без сомнения, людей, более заслуживающих помилования, чем тот, за кого ты меня просишь.
Он подошел к месту, предназначенному для него, и, положив руку на корону, венчавшую спинку кресла, прошептал:
— Король, король! Да и стоит ли быть королем! На свете существуют только две вожделенные короны: корона папы и корона императора.
И король дон Карлос сел за стол; по правую его сторону сел дон Иньиго, а по левую — кардинал Адриан; гости заняли места по своему рангу и званию.
Четверть часа спустя — а это доказывало, как королю некогда, ибо он был неутомимым едоком и обычно просиживал за обедом не меньше двух часов, — итак, четверть часа спустя дон Карлос поднялся из-за стола и, отказавшись от эскорта своих фаворитов — фламандских дворян, в сопровождении одного лишь верховного судьи собрался посетить тюрьмы Гранады.
Но у входа в сад Линдарахи его ждала молоденькая девушка — стража не пропустила ее во дворец, но ей разрешили остаться здесь.
Девушка, несколько причудливо одетая, была удивительно хороша собой. Она опустилась на колено, заметив приближение короля, и протянула ему одной рукой золотой перстень, а другой — пергамент.
Увидев их, дон Карлос вздрогнул.
Это был перстень герцогов Бургундских, а на пергаменте, под строчками, написанными готическими буквами, стояла подпись, хорошо известная всем, а особенно королю дону Карлосу, ибо была подписью его отца: