Мы стоя ждали прихода врача.
Не прошло и четверти часа, как слуга появился снова — вместе с лекарем.
"Вот она, эта женщина, ей нужно поговорить с вами", — произнес слуга, обращаясь к врачу.
"Кто она такая? — спросил лекарь, но, взглянув на мою мать, воскликнул: — Да это королева Топаз!"
Потом он добавил негромко, но мы услышали его слова:
"Одна из наложниц короля, но ее он любит больше всех".
Затем лекарь обратился к моей матери:
"Что же ты хочешь сказать? Говори, да поскорее — король ждет".
"Вот что, — отвечала матушка. — Нашего короля или отравили, или смертельно ранили. Да, он умирает не своей смертью".
"Как? Король умирает?" — воскликнул лекарь.
"Король умирает", — подтвердила мать, и голоса ее я никогда не забуду.
"Кто же тебе сказал об этом?"
"Его убийца".
"Куда же он делся?"
"Спроси у вихря, куда исчезли листья, что он унес… Конь умчал его по дороге в Астурию. Теперь он уже в десяти льё от нас".
"Бегу к королю!" — крикнул лекарь.
"Ступай, — сказала мать и, обращаясь к слуге, добавила: — Скажи ему, что я здесь. Пусть знает, что я рядом".
"Хорошо, передам", — обещал тот.
Оба скрылись в крепости.
Матушка снова села на край рва.
Мы просидели там весь вечер, всю ночь, все утро следующего дня.
Меж тем о недуге короля толковали повсюду; еще накануне вокруг нас собралась целая толпа, не расходилась она до темноты и снова появилась с самого утра; людей стало еще больше, все были встревожены и удручены.
Носились всякие слухи, но всего сильнее поразил мою мать, очевидно, самый правдоподобный рассказ о том, что король, играя в мяч, разгорячился и попросил холодной воды; какой-то неизвестный человек подал ему стакан и тотчас же исчез.
Судя по описанию, это и был цыган, что накануне промчался на коне мимо матери, на скаку сообщив ей ужасную весть, заставившую ее поспешить сюда; теперь мать больше не сомневалась: короля отравили.
Больше никаких новостей не было. Лекарь не появлялся; он не оставлял короля, а люди, выходившие из дворца, ничего толком не знали о состоянии больного, и нельзя было полагаться на их слова.
Все ждали вестей с волнением, а матушка — с мучительной тревогой.
Часов в одиннадцать ворота отворились и глашатай сообщил, что король чувствует себя лучше и сейчас появится, чтобы успокоить народ.
И вскоре действительно король выехал верхом на лошади, в сопровождении лекаря и двух-трех офицеров из свиты.
Я не раз видела своего отца-короля, но прежде была несмышленым ребенком, а теперь уже вступила в тот возраст, когда могла запомнить его.
Да, я хорошо его помню: он был прекрасен! Правда, был он очень бледен, глаза были воспалены от бессонницы, он тяжело дышал, ноздри судорожно подергивались, бледные губы были крепко сжаты и словно прилипли к зубам.